В памятке советскому воину-патриоту, интернационалисту говорилось, что в Программе действий НДПА [5] красной нитью проходит идея, что «современные афганские Вооруженные силы – это армия нового типа, она защищает революцию и рожденную ею народную власть».
ВС ДРА состояли из сухопутных войск, военно-воздушных сил и ПВО страны, а также войск МВД, войск МТБ и трудовой армии. Непосредственно Министерству обороны подчинялись сухопутные войска, ВВС, ПВО, пограничные войска и трудовая армия. Основными направлениями моральной подготовки в ВС ДРА были объявлены воспитание любви к Родине, преданности партии и правительству, готовности к защите завоеваний Апрельской революции. Армия оснащалась современной техникой и оружием.
Как афганская армия выполняла свой долг на самом деле, разговор впереди, а пока что мы наблюдали за тем, как денщики старательно ублажали командира новой формации.
Неожиданно на дороге появился старик в оборванном халате с небольшой канистрой в руках. Увидев вальяжно восседающего в кресле офицера, он, начав кланяться шагов за пять до него, постепенно к нему приближался. Туран обратил на старика внимание только тогда, когда тот оказался чуть ли не вплотную. Выслушав просьбу оборванца, офицер жестом подозвал одного из денщиков и что-то приказал. Тот выхватил из рук просителя канистру и скорехонько засеменил к только что заправившейся у нас «шишиге» (в простонародье – «ГАЗ-66»). Пока он перекачивал содержимое бака в канистру, офицер торговался со стариком. Наконец они сошлись в цене и стукнули по рукам. Покопавшись в глубине своего халата, покупатель отсчитал капитану несколько кредиток. Исполнительный сарбоз вручил старику полную канистру и вскоре тот скрылся так же внезапно, как и появился.
Так мне обидно за того афганского капитана стало, что я хотел тут же подойти к нему и по-мужски высказать все, что о его торговле думаю, но прозвучала команда «вперед», и колонна медленно поползла дальше.
За перевалом сразу же открылись взору пригороды Меймене. До лагеря оставалось еще около двух километров, в то время когда в долине уже начало смеркаться. Пошли быстрее, чтобы до заката успеть расположиться на новом месте. Кишлаков, простирающихся по сторонам дороги, за густыми садами, почти не было видно. Лишь дымки да рев напуганных грохотом колонны животных указывали на то, что где-то рядом затаились таинственные афганские селения.
Только перед самым городом тополиные рощицы и сады расступились и перед взором возникла высокая глинобитная стена средневековой крепости с башенками по углам и узкими прорезями бойниц. Подъехав поближе, я разглядел свежезаделанный пролом, разнокалиберные пробоины и автоматные строки душманских ультиматумов на стене.
«Эта крепость, наверное, выдержала долговременную осаду, – подумалось мне, – вот только что-то защитников не видно?»
Словно в доказательство того, что эта глинобитная цитадель еще жива, из закопченных проемов и бойниц сначала нерешительно, а затем все смелее и смелее начали раздаваться приветственные крики разношерстно одетых людей с автоматами и винтовками в руках. Защитники восторженно махали руками, оружием, чалмами, выказывая тем самым свою неизмеримую радость при виде союзников. Из раскрытых настежь ворот вывалила толпа ополченцев и, став по обе стороны дороги, с любопытством и страхом глазела на нас. Были слышны часто повторяющиеся восклицания «шурави», «рафик», что в переводе означало «советские», «товарищ».
Откровенно говоря, было радостно сознавать, что хоть ополченцы, то есть афганцы, пострадавшие от душманов и взявшие в руки оружие, чтобы защитить свои семьи и очаги, были искренне рады нашему присутствию.
Дальше дорога пересекала неглубокую речушку, через которую был перекинут не пригодный для движения, наполовину разрушенный мост. За переправой пошла хорошо укатанная грунтовка, с обеих сторон зажатая уже ставшими привычными нам дувалами. Только в центре стали попадаться двух-трехэтажные, явно европейского типа, здания. Улочки Меймене, несмотря на их тесноту, были наполнены праздной суетой, криками зазывал и торговцев. Горожане, духанщики, дехкане, сарбозы – все пестроцветье лиц и одежд азиатского города высыпало на улицы, чтобы насытиться редким зрелищем. По дороге в основном попадались мужчины и мальчишки, только изредка из-за дувала или с крыши нет-нет да выглянет курчавая женская головка, жадно зыркнет глазами и тут же спрячется за цветастую накидку – паранджу.
В центре не было свободной полоски земли, где бы ни приткнулся духан, влекущий покупателя самым разнообразным ассортиментом товаров. Вдоль обшарпанных стен караван-сараев, пристроившись кто на корточках прямо в пыли, а кто и на ярких ковриках, восседали седобородые старцы, равнодушно глядя на грохочущую колонну и что-то лениво обсуждая. Особенно поразил всех настоящий средневековый базар, который проплывал мимо нас, словно в захватывающем историческом фильме. Казалось, что вот-вот с протяжным скрипом раскроются главные городские ворота и из них выступит важно шествующая процессия луноликого шаха из сказок Шехерезады, с обязательными по такому случаю скороходами, стражниками и рослыми рабами, без усилия несшими на могучих плечах золоченые носилки с самим «солнцеподобным». Но створки ворот мертвы, только, как и сотни лет назад, жив азиатский базар с его невообразимым гомоном, сотканным, словно многоцветный афганский ковер, из льстивых посулов ретивых зазывал и жадных духанщиков, торга экономных и привередливых покупателей, препирательств мальчишек, мешающихся под ногами, и, конечно же, не умолкающего ни на минуту рева ослов и верблюдов. С его невообразимыми по разнообразию товаров духанами, где довольно мирно уживаются сахаристые лакомства и цветастые календари, электронные часы с микрокалькулятором и средневековая бронзовая лампа, японский двухкассетник и паранджа, таблетки против курения и сигареты, начиненные «травкой». С его несовместимыми мерами веса – от стандартной фунтовой гирьки и электронных весов до совсем нестандартной груды камней, с помощью которой взвешиваются продукты, материя и даже дрова.
За то короткое время, что машина осторожно двигалась меж моря голов заполнивших базар, я хотел увидеть все, что возможно было увидеть, так все здесь было необычно и удивительно. Но больше всего хотелось понять отношение, которое питают к нам афганцы. В глазах многих из них читались любопытство и страх, хотя кое-кто бросал на нас и ненавидящие взгляды. Только мальчишки сновали вокруг машин, своими криками и красноречивыми жестами выражая неподдельный восторг.
– Шурави, шурави! Цигаретт, цигаретт! – кричали они, цепляясь за борта боевых машин.
Раздобрившись, солдаты направо и налево сорили сигаретами, которые тут же исчезали в карманах шустрой ребятни. С криком и шумом поделив сигареты, щедро разбрасываемые с одной машины, они бежали к следующей, и все повторялось сначала.
Вскоре показалась окраина города, и дорога запетляла по просторной долине. Колонна остановилась на широкой и длинной плотно утрамбованной площадке. Это была взлетно-посадочная полоса аэродрома провинциального центра.