Андрей вспомнил об обещании лидера «тобольцев» узнать, кто зарядил его бандитов напасть на Наташу. Узнал он или нет?
Пока концы висят, реальна опасность повторного наезда.
Андрей пообещал себе, что разберется с этим, когда будет полегче.
А будет полегче?
Справа от арки под номером 13 (символично, не так ли?) красовалась реклама некоего театрика. И сам дворик не был набит иномарками, хотя строения вокруг знатные. Барские дома.
Нужный двор был просторен. И даже деревья росли. Но важнее не это, а то, что к кирпичной стеночке, присмотренной с другой стороны, вплотную примыкали гаражи. И куча мусора в добрый метр высотой, качественно утрамбованная. С такого «трамплина» взять перегородку вполне реально. Значит, еще два запасных выхода.
Основное здание – серое, со следами дореволюционной роскоши. Пристроечка более поздняя. Оконные проемы второго этажа голые, даже без рам. Окна первого – зарешечены. Железной двери, ведущей в подвал, не обнаружилось. Она пряталась за бруствером из строительного и бытового мусора и вела в подвал большого здания. Но не под остов серого вельможного особняка, а под соседний дом, чья желтая слепая стена, расписанная в стиле «Я люблю Гошу и „Алису“» (по-англицки, с грамматическими ошибками), возвышалась справа.
Если бы не плотно утоптанная тропа, Ласковин усомнился бы насчет обитаемости найденной норы. Ржавая дверь была крест-накрест заколочена обрезками горбыля. И ни намека на ручку. Однако при детальном изучении обнаружилось, что доски прибиты к самой двери, а в крохотной выемке над косяком топорщится кнопка звонка. При этом ни «глазка», ни объектива телекамеры. Уж ее Ласковин не проглядел бы. Выводы: либо здесь открывают всем подряд, либо существует какой-то пароль, о котором сучонок Гужма умолчал. Если это так, то «потомственному магу» придется раскаяться.
У Ласковина был единственный способ проверить.
Он расстегнул куртку, проверил, легко ли выходит пистолет из кобуры, не застрянет ли в рукаве вампиров кинжал. Не то чтобы он собирался пускать их в ход, но… Посмотрим.
Ласковин позвонил. Один раз – длинно и еще девять – пулеметной очередью, вспомнив, что девятнадцать – «священное число». Вот заодно и проверим.
Заскрипел засов. Ласковин приготовился вырубить «вратаря» и рвануть вперед. Церемониться он не собирался.
Вырубить «вратаря» не удалось. Дверь открылась. И за ней оказался не один и даже не двое – пятеро. В полной готовности.
Пятеро крепких ребят с «боевыми загогулинами». Формой напоминающими «демократизатор», только из дерева. Вернее, это полицейская дубинка происходила от подобных деревяшек.
Пятеро ребят, десять «загогулин» – и никакой дистанции, чтобы воспользоваться пистолетом. Начинать же драку… Тип вооружения говорил сам за себя. И стояли ребята грамотно: полуромбом, с точными интервалами, чтобы друг другу не мешать. За этой пятеркой – еще одна «группа товарищей». Семеро.
У Ласковина появилось нехорошее чувство, что его ждали. Причем именно его.
Андрей продемонстрировал открытые ладони:
«Я пришел с миром!»
Теперь, по голливудским канонам, следовало всех мочить. Но результат, скорее всего, был бы удручающим. Дубинкой по макушке. Слишком тесно для тактического маневра. Ладно, отложим.
Парни расступились ровно настолько, чтобы Андрей мог пройти.
Коридор шириной метра три. Низкий – рукой достать – потолок. Ряд люминесцентных ламп. Впереди – дверь. Двустворчатая, на вид крепкая. На двери – цветное фото Лешинова. В полный рост. Нравятся «святому отцу» собственные портреты.
Ласковин приостановился, и его тут же подпихнули деревяшкой в спинку: не думай, чувачок, что сам себе хозяин.
Дверь раскрылась сама: фотоэлемент, что ли?
За ней – никого. Зал. Алый цвет резанул глаза после серости коридора. Пол из настоящего мрамора. Полутемные ниши. Стены коричневые. Кроме одной, противоположной. Красной, как свежая кровь. Из-за сочности цвета Ласковин не сразу заметил лестницу.
Толчок в спину: вперед!
Ладно. Как прикажете. К лестнице? Хорошо.
Ступени, покрытые красным ковром, упираются в стену. Вернее, в потолок. Ласковин шел неторопливо, держа боковым зрением окружающее пространство. Ниши. В них может спрятаться еще дюжина-другая ребятишек. Что это? Храм? Но где тогда алтарь, где прочая утварь?
Ребятки с «загогулинами» – по бокам. И сзади, разумеется. Пасут грамотно. Так и хочется пощупать их в рукопашной. Ласковин ощутил тяжесть кинжала на предплечье. Прыжок вперед, потом – рывок вправо, чтобы выйти на свободное пространство, и лепить ближайших, выстраивая остальных в линию… Или еще проще. В «медиуме» пятнадцать патронов. На всех хватит, если экономно…
Пока Ласковин раздумывал, он достиг первой ступени лестницы.
И сразу же черная щель прорезала потолок впереди. Пришла в движение целая плита, открывая путь наверх. Высокая фигура Лешинова возникла, словно материализовалась из темноты. Его длинные черные одеяния сливались с мраком, но зато контрастировали с алым обрамлением лестницы.
«Боже, какая театральность!» – подумал Ласковин.
Теперь ему полагалось в ужасе попятиться и пасть ниц, умоляя о милости.
– А я думал, театр в соседнем доме,– с иронией произнес Андрей.
Лешинов сделал вид, что не услышал. Он остановился тремя ступенями выше, взирал на Андрея сверху, как верховный судья на жалкую тварь.
– Где она?
Должно быть, открытый наверх ход играл роль акустической раковины: голос «протоиерея» накатился, как набат.
– Кто – она? – осведомился Андрей.– Твоя сучка?
Андрей был готов, что ребятишки разом накинутся на него: наказать за неуважение к «папаше». Но они только шумно задышали. Вышколены, мать их.
– Меняю! – заявил Ласковин.– Натасканная блядь на парнишку, которого ты схватил.
– Юра принадлежит нам! – Лешинов мгновенно понял, о ком говорил Андрей.– Только безумец мог отказаться от лона нашей церкви! Ты – безумец!
Андрей почувствовал, как его охватило сомнение. Мысли путались, подавленное состояние накатило изнутри. Решимости практически не осталось.
Лешинов шагнул на ступеньку ниже.
– Еще не поздно! – голос его стал тише.– Ты нужен нам. Ты – наш!
Теперь Ласковин не решился бы сострить насчет театра. За каждым словом, за каждым жестом Лешинова чувствовалась сила. Сила, которой невозможно противостоять. Никому.
«Разве что Слава?» – мелькнула мысль.
Нет, и Зимородинский подчинился бы. Не зря же он, подталкивая Андрея вперед, сам не сделал и шага!
Андрей старался не смотреть Лешинову в глаза, но худое, хищное, аскетичное лицо впечаталось в его сознание.