Местные девушки, помнится, рассказывали, что хоронят на нем теперь очень редко. Одного усопшего в год, а то и реже. Почетно – но уж очень дорого.
Но может быть, все намного проще? Может быть, это кладбище людей? А люди в отличие от смертных умирают редко, очень редко. Если так – то это многое объясняет.
Барсук и вправду нацелился в сторону торчащего над кронами креста. Только на кладбище зверь проник не привычным путем, через ворота, а через трещину в заборе, старательно побеленную кем-то из смотрителей. Видимо, ее не стали заделывать потому, что для человека лаз был слишком узким – однако тотемник пролез без особого труда, потрусил к склепу, возле которого юные чародеи творили свои заклинания. Где-то с десяток метров до него не дошел и принялся спешно раскапывать свежее захоронение, украшенное альбигойским крестом со строенными окончаниями перекладин.
Сильные когтистые лапы рыхлили свежую землю с легкостью, словно опавшую листву, задними барсук отпихивал ее наверх, стремительно углубляясь в могилу. Вскоре послышался скрежет когтей о покрытое лаком дерево, и зверь задумчиво остановился – это препятствие было ему не по зубам.
«Дай я! – всплыл из небытия юный маг и поднял лапу, нацелившись когтем в середину отрытого места. – Трунио!»
Подчинившись уменьшающему заклинанию, древесина скукожилась, и перед тотемником открылось отверстие размером с большую пиццу. Барсук сунул морду в глубину, почти коснувшись носом бледного, усохшего и скукожившегося тела, замер, сверля его взглядом и…
* * *
…и внезапно Битали ощутил страшную боль. Боль была везде, где только можно: в теле, в голове, в конечностях. Ему было жутко холодно, мучительно голодно, его терзали судороги, что-то кололо, жгло, грызло буквально каждый кусочек его несчастного существа.
Барсук напрягся – у мертвого тела не было своей живой силы, и существование убитого мага ныне поддерживалось только возможностями зверя. А тотемник Битали был отнюдь не самым крупным и могучим животным.
«Плоть – это хранилище, – вспомнил юный маг последние уроки очаровательной мадам Клеотоу. – Силу дает дух!»
И Битали напрягся, растекаясь своей уцелевшей в тотемнике силой, заполняя ею все поры, мышцы и кости, сливаясь с болью, становясь ее частью.
Боль – это хорошо. Раз есть боль – значит, он чувствует свое тело. А если чувствует – тело его приняло, оно подчинилось.
Смертельный удар пришелся в переносицу – и потому основные силы юный чародей направил туда. Человеческие тела умны, плоть умеет залечивать раны без посторонних советов. Нужно только дать ей силу, питание. И время.
Однако исцеляться, лежа в могиле, было не самым мудрым выбором. Дав телу примерно полчаса на первое пробуждение, Битали подтянул руки, зацепился пальцами за край гроба, протиснулся через дыру, не без труда выполз наверх и распластался на тропе.
Сочтя свое предназначение исполненным, барсук попытался удрать, но потомок Темного Лорда дотянулся до его сознания, до плоти, до крепких когтистых лап, накрепко всем этим завладел, вернулся и принялся спешно закапывать только что разрытое захоронение.
Самым опасным сейчас для Битали было выдать свое воскрешение. Если в Ла-Фрамансе пойдут слухи о том, что мертвецы начали вылезать из могил, знающие люди сразу все поймут – догадаться несложно. И начнут загонную охоту. В одиночку, да еще слабому и искалеченному, юному чародею против ордена Пяти Пророчеств не устоять. Поэтому восстановить свое последнее пристанище в приличном виде воскресшему чародею следовало со всей тщательностью. Никто из врагов не должен заподозрить, что землю разрывали.
С этими важными хлопотами юный маг управился только к ночи, расслабился – и тотемник, недовольно фыркнув, сразу убежал. Дальше чародею, вернувшему свое тело, надлежало выкручиваться самому.
– И что мне делать теперь? – прохрипел Битали, наслаждаясь самой возможностью разговаривать. – В школу не пойдешь, профессор Бронте такой шутки не поймет. С родителями не связаться. Остается… Остается…
Оставались смертные. Прекрасная Франсуаза, сделавшая захолустный Ла-Фраманс городом его мечтаний, и рябое страшилище по имени Юлиана, успевшее за последние месяцы его и пошантажировать, и обогатить, и подставить под клыки метаморфов и под мечи наемников. Казалось бы, выбор очевиден, однако…
Однако его возлюбленная жила с родителями и истинной сути юного мага пока не знала. А вот рябая нахалка успела обзавестись собственным домом, познакомиться с друзьями Битали из магического колледжа и даже принять участие в ритуалах.
Так что выбор выходил непростой – но единственно возможный.
Прихрамывая на обе ноги, скрипя зубами от боли, опираясь левой рукой на изгороди и нижние ветви деревьев, Битали стал осторожно пробираться к выходу с кладбища, с каждым шагом делая в себе новые открытия.
Похоже, у него была сломана правая ключица и плечо.
Похоже, у него было сломано несколько ребер.
Похоже, у него была раздроблена левая ступня.
… повреждена правая щиколотка.
… смещены позвонки.
… расплющен нос.
… разбит затылок.
Похоже, директор школы всего за несколько минут переломал его так, словно пропустил через мясорубку.
Между тем до набережной Ла-Фраманса оставалось еще не меньше пяти километров. Поле, потом обрыв, потом еще дорога, улицы города. И одолеть их нужно до рассвета. Ибо днем оживший мертвец почти наверняка привлечет внимание прохожих.
Стиснув зубы, Битали побрел вперед, борясь с постоянной болью, где-то опираясь на могильные оградки или стены склепов, где-то переползая открытые участки, и через пару часов выбрался наконец за ворота кладбища.
Дальше открывалось поле. Хоть по дороге иди, хоть напрямую к обрыву – опираться не на что. Юный маг понял, что шансов попасть в город до рассвета нет никаких, и выбрал второй маршрут. Всю ночь он полз через поле, где опираясь на локти, где перекатываясь через кочки и земляные гребни, но с первыми лучами солнца оставил главное препятствие позади, забравшись в растущий над обрывом кустарник. Здесь он залез в какую-то яму, нагреб на себя палую листву, упаковки из-под орешков и чипсов, пустые банки и бутылки и затаился, не столько заснув, сколько потеряв сознание от боли и усталости.
День прошел без приключений, беглого «мертвеца» никто не заметил. Во всяком случае, очнулся воскресший чародей на том же месте, где затаился, и в том же виде. Вокруг было тихо, и потому дожидаться сумерек Кро не стал – подкрался к краю обрыва, в десятке метров под которым начинались крыши Ла-Фраманса, посмотрел вниз.
Разумеется, свои дома смертные ставили не у самого склона, а в сотне метров от него. Завалы внизу хорошо доказывали, что время от времени обрыв осыпается и строиться под ним опасно. Поэтому там росли только кусты, трава и редкие молодые деревца. Кое-где обрыв был не таким уж и крутым, и там снизу вверх тянулись тропинки.