– Скажи, Кэлпурния, что ты знаешь об этой девушке?
Я вспомнила, как Гарри смотрел на меня.
– Ничего я не знаю.
Я сыграла отбой и поспешно отвела войска.
– Он что-нибудь рассказывал?
– Понятия не имею.
– Прекрати, Кэлпурния. Откуда-то ты о ней узнала? Да что это с тобой? Почему ты такая красная?
– Гарри показал мне её визитную карточку, вот и всё.
– У неё есть визитная карточка? – мама почти кричала. – Да сколько же ей лет?
– Не знаю.
– Альфред, у неё есть визитная карточка!
Папа заинтересовался, но не встревожился. Значение этого факта явно от него ускользнуло.
Мама вскочила с места.
– Альфред, она достаточно взрослая, чтобы иметь собственную визитку. Гарри тайком встречается с ней. Мой сын ухаживает за девушкой, а мы её в глаза не видели! Она из Прыгунов… из Независимых.
Мама обернулась ко мне.
– Она из Независимых? Да, Кэлпурния?
– Не знаю я ничего.
– От тебя толку не добьёшься! Ступай в свою комнату и ни с кем об этом не болтай. Почему ты такая красная? Опять угодила в крапиву? Возьми соду и сделай компресс.
Я поплелась на кухню. Виола праздно сидела за столом, а Сан-Хуана качала воду для мытья посуды. Гора тарелок уже ждала в раковине.
– Мама послала меня за содой.
– Господи! – Виола заметила мою крапивницу. – Да что это с тобой?
– Просто раздражение. Сделаю компресс.
Виола глянула на меня, открыла было рот, но передумала. Она молча насыпала соды на влажную тряпочку и протянула мне. Сан-Хуана пялилась на меня, как на заразную.
С лестницы я слышала голоса родителей в столовой – мамин негодующий, папин успокаивающий.
Сал Росс и Ламар ждали меня наверху.
– Скажи, что случилось с Гарри? А что у тебя с лицом?
Прижимая к щеке холодящий компресс, я проскочила мимо них в комнату. Что я наделала! И ничего уже не поправишь. Я – неопытный командир, не предполагавший, какие разрушения принесёт его армия.
Я лежала без сна, дожидаясь возвращения Гарри. Луна уже взошла, когда наконец послышалось шуршание колёс по гравию и звяканье сбруи. Я прислушалась. Дом подозрительно притих. Мама с папой, наверно, уже лежат на своей широкой кровати красного дерева с вырезанными на спинке фруктами и херувимчиками. Наверно, ещё не спят. По крайней мере, мама не спит.
Я вылезла из постели, нашарила тапки и прокралась к двери. Главное – идти вдоль стенки, а то доска в центре комнаты страшно скрипит. По лестнице тоже бесшумно не пройдёшь, так что я подобрала ночную рубашку и съехала по перилам. Всю жизнь так делаю. В темноте промахнулась, затормозила слишком поздно и налетела на квадратную стойку. Теперь синяк на заду обеспечен. Недели на две. Луна освещала путь к конюшне. Я подкралась к двери и заглянула внутрь. При свете фонаря Гарри чистил Улисса и напевал песенку. Что-то знакомое. Ага, «Я так тебя люблю». На вид такой счастливый. Никогда я его таким счастливым не видела.
– Гарри, – прошептала я.
Его лицо окаменело.
– Ты что тут делаешь? Убирайся. Ступай спать.
Отвернувшись, он продолжал чистить лошадь.
Этот взгляд!
У нас и раньше случались ссоры, это было неприятно, но мы всегда мирились. Я купалась в его любви, я знала: это навсегда. Я принимала его любовь на веру, куталась в неё, как в одеяло. А сейчас всё было иначе. Я страшно подвела его, а ведь я просто хотела защитить нас обоих. Нет. Я хотела защитить себя. Сердце впервые в жизни сжалось от горя.
Ошеломлённая, вышла я из круга света и осталась стоять в одиночестве под луной. Икнула – нет, скорее всхлипнула. Повернулась и поплелась к дому на ватных ногах. Вошла через парадную дверь, но у лестницы осела на пол. Тут Гарри и нашёл меня полчаса спустя. Свернувшаяся калачиком жалкая фигурка в белой хлопковой ночнушке, всхлипывающая в темноте, слишком несчастная, чтобы шевелиться. Только Идабель меня пожалела – пришла из кухни и устроилась рядом. Гарри встал надо мною – руки в боки.
– Гарри, прости.
– Дети не должны встревать в дела взрослых, – ответил брат.
Никогда я не думала о нём как о взрослом. Мы оба были детьми. Но он так это сказал, что я поняла: вот сейчас, в эту самую минуту брат пересёк невидимую границу чужой страны, страны взрослых. Он никогда не вернётся в детство.
– Я не хотела тебя подводить, – простонала я.
– А по-моему, хотела! Я только не понимаю, ради чего.
«Ради семьи! Ради тебя!» – хотелось мне крикнуть. Но глубоко внутри я со стыдом понимала: ради себя.
Напольные часы пробили три.
– Тебе давно пора спать, – спокойно сказал брат.
Несмотря на холодность тона, Гарри говорил со мной не так грубо, как на конюшне. Это меня приободрило. Всё наладится. Сейчас он обнимет меня, отведёт наверх, уложит, подоткнёт одеяло.
Но нет. Вместо этого он прошипел: «Зря ты это затеяла» – и прошёл мимо на лестницу, оставив меня созерцать разгром, учинённый моим слабым войском. Я выиграла, но победа стоила мне брата. Только когда часы пробили четыре, я смогла добраться до постели.
Утром у меня не было сил встать. Я притворилась больной, сказала, что плохо спала. Маму было нетрудно убедить – крапивница ещё не прошла, я действительно не выспалась. Мама и Виола без конца таскали мне то крепкий бульон, то содовые припарки. Позже зашла речь об укрепляющих средствах, потом о слабительном, потом о рыбьем жире. Тут мне резко стало лучше, и я попросила варёной курочки, чтобы предотвратить столь сильнодействующие меры. В нашем доме ребёнка обязательно пичкали рыбьим жиром, если он лежал в постели больше одного дня. Простое знание этого факта часто творило чудеса.
Тревис притащил мне в утешение котёнка по имени Док Холлидей (Джесси Джеймс не дался). Джей Би залез ко мне на кровать и долго обнимал, чтобы я выздоровела. Сал Росс поставил на тумбочку помятый букетик полевых цветов и гордо продемонстрировал след от моего локтя на боку. Я не стала показывать свой куда более внушительный синяк – уж больно место было нескромное. Гарри даже не зашёл.
На следующее утро я выползла к завтраку, потому что надеялась увидеть Гарри. Прежде чем мы встали из-за стола, чтобы разбежаться в разные стороны, мама объявила:
– В пятницу у нас гости. В четверть седьмого будьте готовы, я проверю.
– Пропади всё пропадом, – буркнул дед. – Кто на этот раз?
– Дедушка, – провозгласила мама, – мы и не думали навязываться, если у вас другие планы.
Какие ещё планы? Мама прекрасно знала: деда просто тянет в библиотеку и в лабораторию. На это и надежда. Мама не слишком одобряла присутствие дедушки на её приёмах, или «суаре», как она называла эти вечеринки. Несмотря на старомодные манеры, он мог внезапно заговорить о странных, хотя и интересных вещах, что не всегда уместно в изысканной компании. Об ископаемых, к примеру, и о том, что их существование опровергает Книгу Бытия; об опытах монаха Менделя по половому размножению душистого горошка; об обманчивости доброкачественного гноя при ампутациях конечностей. Однажды я видела, как маму буквально бросает в дрожь – дедушка рассказывал нескольким маминым приятельницам, настоящим леди, о брачных позах пауков отряда Opiliones, попросту говоря, долгоножек. А ещё его прогнозы на будущее – однажды люди построят летающие машины и отправятся на Луну. Эти предсказания сочли болтовнёй выжившего из ума старика, а я втайне согласилась с дедом и вполне могла представить себе путешествие на Луну – скажем, через десять тысяч лет.