Я схватила корзинку для шитья и спешно покинула гостиную, пока маме не пришло в голову поучить меня ещё чему-нибудь полезному. Закинула корзинку в комнату и помчалась вниз. Забежала в тёмную лабораторию, но дедушки там не было. Наверно, собирает растения. Дождливый день – подходящее время для сбора растительных образцов. Это хорошо, поскольку животных или насекомых всё равно не найдёшь – они попрятались и не появятся до тех пор, пока не пробьётся солнце. Я зажгла одну из ламп и уселась в старое, обтрёпанное кресло. Перед глазами поблёскивает ряд бутылочек. Дождь стучит по крыше, баюкает.
Я проснулась, когда дедушка вешал насквозь промокший дождевик на крючок.
– Добрый вечер, Кэлпурния. Как дела?
– Хорошо, сэр, только устала – весь день сегодня вязала.
– И как тебе вязание?
– Не самое плохое занятие на свете, – честно призналась я, – но слишком длинное. Я должна связать к Рождеству носки для всей семьи, а это ужас сколько носков. Надеюсь, вам нравятся простые носки, узоры вывязывать я всё равно не умею.
– Мне нравятся простые носки. Я тоже не научился вывязывать узоры.
– Вы? Умеете? Вязать? – изумилась я.
– И вязать, и штопать. В моём полку немало было прекрасных вязальщиков.
Видя моё изумление, он продолжал:
– Когда ты в походе, самообеспечение – первое дело. Всё приходится делать самому. Нужны новые носки – свяжи сам. Там нет ни жён, ни сестёр, ни даже внучек. Некому за тобой ухаживать, посылки из дома приходят редко. Один сержант на Рождество написал домой, попросил жену прислать пару тёплых перчаток. Получил их к середине лета и уже отморозил к тому времени два пальца. Но большие пальцы уцелели. И он не унывал. Но что делать с пустыми пальцами в перчатках? Неудобно держать ружьё. Пришлось ему их отрезать, а дырки зашить. Очень аккуратно сделал.
«Самообеспечение». Новая идея. Если солдаты, совсем ещё мальчики, смогли научиться вязать, если дедушка научился, значит, и я переживу.
– Мама, верно, тебя и готовить учит? Нам в полку приходилось готовить самим.
– Дедушка, вы что, утешить меня хотите?
– Не без того, – улыбнулся он.
– Мама грозится выучить меня готовить. По новому блюду в неделю. Наверно, неплохо, но готовишь три часа, а съедают всё за пятнадцать минут. А потом ещё подметать кухню, протирать столы, и так без передышки. Какой толк? Как это Виола выдерживает?
– Виола ничего другого не знает. Привычка – вторая натура. Не кухня, так полевые работы. Это куда тяжелее. А она домашняя прислуга, в поле не работает. Её тётушки и дядюшки в Бастропе работают в поле. Их удел – мотыга с короткой ручкой да мешок для сбора хлопка.
– Папа запретил мотыги с короткими ручками.
– А знаешь почему?
– Нет, сэр.
– Потому что я предоставил ему прекрасную возможность провести целый день в поле с такой мотыгой. Примерно в твоём возрасте. Надеюсь, он и братьям твоим даст шанс попробовать.
– А мне он разрешит?
– Вряд ли ему захочется, чтобы дочь работала в поле.
– Ну да. А что вы сегодня нашли?
Он вытащил из кармана очки и положил ранец на стол.
– Пара экземпляров sangre de drago, или драконьей крови. Индейцы её используют, чтобы лечить воспаление десён. Видел Oxalis violacea, но кислицы у нас и так немало. А вот посмотри на Croton fruticulosus: никогда не видел такого позднего цветения. Эту травку ещё называют молочай. Давай попробуем его посадить.
Мне гораздо меньше нравились растения, чем насекомые, а насекомые – меньше, чем животные, но дедушка всегда объяснял, как они все зависят друг от друга и что для того, чтобы понять один из видов, надо внимательно изучать все. Так что я принялась разглядывать слегка привядшие под руками у дедушки листики.
– Помнишь тот горошек, который мы нашли довольно давно? Возможного мутанта?
Скучнейшее растение, но я его почему-то запомнила.
– Найди его, пожалуйста. Должен быть где-то тут. Я не успел его засушить.
Я поискала в банках и обнаружила не слишком интересную сухую коричневатую веточку.
– Вот он. Мумутан.
– Правильно говорить «мутант».
– А как это пишется? И пожалуйста, не заставляйте меня проверять в словаре.
– Ну, уж так и быть. М‑У-Т-А-Н‑Т.
– Мне кажется, у меня звучит лучше. Мумутан. А что это, собственно, значит?
– У Дарвина об этом немало. Ещё не дочитала до нужной главы?
Пришлось признаться, что чтение идёт не так уж легко и быстро.
– Я всё ещё на главе об искусственном отборе. Двигаюсь медленнее, чем хотелось бы. Сложно он пишет.
– Для твоих младых лет, пожалуй, сложновато, – задумчиво согласился дедушка, с интересом рассматривая содержимое банки. Он вынул растеньице и поместил его на чистый лист промокательной бумаги. – Подай мне лупу, пожалуйста.
Целую минуту он глядел на мумутана, а потом что-то промычал. Странно. Мой дедушка обычно выражается полными предложениями.
– Чего-чего?
– Давай посмотрим на него при свете дня.
Несмотря на облака, снаружи было явно светлее, чем в темноватой лаборатории. Мы вышли, и он продолжал рассматривать образец в лупу. Я всё ждала и ждала, но и у меня лопнуло терпение.
– Что там, дедушка?
– Я не знаю, – рассеянно ответил он.
Ещё страннее. Он всегда всё знает.
– Видишь маленький загнутый листок? Почти засохший. Не помню, чтобы в описании был такой лист. И на рисунке его нет, а в Атласе Маллона зарисовки прекрасные.
– И что это значит?
– Он слишком сухой, непонятно. Может быть, отклонение от нормы, может быть, вообще ничего. Или… или мы нашли совершенно новый вид.
– Не может быть, – выдохнула я.
– Иногда случается. Давай посидим, выпьем по рюмочке и обдумаем ситуацию.
Мы вернулись в лабораторию, он поместил растеньице на почётное место на столе и опустился в старое кресло. Обычно звон пружин меня смешил, но не сегодня… Дедушка глаз не сводил с этого горошка.
– По такому случаю достанем с верхней полки припрятанную бутылку. Сними её, будь добра. Ну, молодец.
Тяжёлая, зелёного стекла бутылка была покрыта пылью веков. Этикетка гласила: «Отборный кентуккийский виски». И нарисована чистокровная лошадь, берущая препятствие.
Дедушка налил себе добрую порцию и залпом выпил. Повторил. Налил в третий раз и протянул стакан мне. Я содрогнулась от воспоминания о первом в жизни глотке виски (вызывает кашляние – кто бы сомневался).
Дедушка так задумался, что не обратил внимания на мои сомнения. Я взяла стакан и поставила на стол. Затаив дыхание, ждала, пока он заговорит.