– Я понимаю, куда ты клонишь,– сказал он.– Я понимаю: физическое тело – вещь подчиненная. Я могу вырастить новый зуб, могу срастить кость, даже позвоночник… но это дело небыстрое. И прокатывает только на живых, понимаешь? Я не Христос, чтобы оживлять мертвых!
– Я тоже,– спокойно отозвался Игоев.– Поэтому и говорю: девушка жива. Вернее, не умерла. Кстати, тебе никого не напоминает ее лицо?
– Нет! – отрезал Стежень.– Думаешь, я знаю всех туземцев на полсотни километров вокруг?
– Нет – и ладно, успокойся,– миролюбиво произнес Игоев.– И пожалуйста, смотри на дорогу – ночь все-таки…
Домой приехали около трех. Опустошили второй морозильник и кое-как затолкали в него тело. Стежень установил оптимальную температуру, рекомендованную заморскими коллегами. Минус четыре. Ох не зря он тогда ездил в Штаты… Лучше бы – зря!
Кирилл ушел наверх, а Глеб остался. Чтобы приготовить к работе соседствующую с лабораторией операционную. Это заняло почти час. Закончив, Стежень поднялся наверх и обнаружил друга на кухне.
– Готово,– сказал Глеб.– Можем начинать.
– Присядь,– отозвался Игоев.– Перекусим.
И наполнил свежезаваренным чаем Глебову чашку.
– Я говорю, у меня все готово, можем начинать! – сердито проговорил Стежень.
– Что начинать?
– Оживление!
Игоев засмеялся. Он взял Стежня за руки – ладони Глеба утонули в Кирилловых лапищах.
– Нет, брат! Сейчас мы поужинаем, а потом ляжем спать. А завтра… будет завтра.
– Как скажешь,– согласился Стежень и ощутил, как зверски он устал.– Завтра так завтра.– Было четыре часа ночи. Или уже утра?
Утро приготовило Стежню неприятный сюрприз.
Разбудил его звонок в дверь.
Накинув халат, невыспавшийся, недовольный, Глеб спустился вниз, открыл… И с трудом подавил желание захлопнуть дверь и придвинуть к ней что-нибудь тяжелое.
На крыльце стоял поселковый милиционер Сидорыч. Но это – полбеды. Рядом с низкорослым кругленьким Сидорычем возвышались еще трое. В штатском, но с оч-чень типичными физиономиями.
Стежень вмиг осознал себя обладателем двух замороженных трупов. И если наличие одного из них вряд ли являлось нарушением с точки зрения Уголовного кодекса, то относительно второго сомнений быть не могло.
– Ты извини, Глеб Игоревич,– отводя взгляд, пробормотал участковый,– тут товарищи из города. Поступила информация, понимаешь…
Один из «товарищей» отодвинул мямлящего Сидорыча и сунул под нос Стежню развернутое удостоверение.
– Оперуполномоченный Логунов! Вот ордер на обыск, прошу ознакомиться! – И не дожидаясь реакции хозяина: – Гражданин Стежень, посторонитесь!
Глеб посторонился. Он мог бы уложить на землю и решительного оперуполномоченного, и его соратников… Но что дальше?
– Приступайте,– скомандовал Логунов, и его напарники принялись за дело.
Сам капитан тем временем обозревал стену в прихожей. На стене рядком, в рамочках, висели многочисленные дипломы, благодарности и прочие регалии. Висели не для того, чтобы потешить тщеславие хозяина, а исключительно для первичной обработки клиентов.
– Подвал в доме есть? – спросил Логунов.
Глеб кивнул.
– Где вход?
– Под лестницей.
Стежень тянул время. Под лестницей был вход в хозяйственные помещения. Еще один вел в гараж. Дверь же в лабораторию и операционную располагалась у Глеба за спиной.
Компаньоны оперуполномоченного обследовали гостиную, кухню, ванную. На мелочи не разменивались – в ящики стола не заглядывали и книги не перетряхивали. Это-то Глебу и не нравилось.
– Что здесь? – Логунов распахнул ту самую дверь и увидел уходящую вниз лесенку.
– Лаборатория,– сухо ответил Стежень.– Если желаете осмотреть – поосторожней. Там есть токсичные вещества.
Глеб надеялся, что его голос звучит достаточно спокойно. Впрочем, некоторое волнение допустимо. Не каждый же день его утро начинается с обыска. Хотя и так сразу в лабораторию им не попасть. Двери и замок – очень качественные. Сейфового типа. Не то что пинком – ломом не вскроешь. Но опять-таки тот же вопрос: что дальше?
Ступени винтовой лестницы, ведущей на второй этаж, жалобно заскрипели. Незваные гости тут же сделали стойку.
– Кто наверху? – спросил Логунов.
Стежень промолчал.
Взглядам присутствующих сначала открылись мускулистые ноги в домашних тапочках минимум сорок пятого размера, затем синие атласные семейные трусы с фирменной лейблой, следом – мощный, подернутый жирком торс, широкие покатые плечи и, наконец, властное лицо, обрамленное пшеничного цвета бородой.
В гробовом молчании Игоев спустился с лестницы, оглядел каждого из присутствующих, изрек: «Хм-м…», остановил взгляд на облаченном в форму участковом и сказал строго:
– Докладывай.
Сидорыч смущенно откашлялся… Но тут ему на помощь пришел Логунов:
– Гражданин…
Игоев повернул голову, поглядел сверху вниз… Одетому в смокинг нетрудно сохранять достоинство. Но Игоев даже в трусах излучал такую ауру власти, что привычные слова завяли у оперуполномоченного во рту.
– Документы! – строго произнес голый великан.
Служебное удостоверение выпускать из рук не полагается, но тогда Логунову пришлось бы держать его над головой.
Игоев внимательно изучил удостоверение, кивнул, затем прочитал ордер.
– Петренко? Хм… Что-то не помню такого. Не питерский?
– Наш, районный,– услужливо сообщил Сидорыч.
– А ты, капитан, какого хрена сюда приехал? – И не дожидаясь ответа: – Ну-ка, отойдем…
– Так,– произнес Игоев веско.– Значит, обыск… Значит, без понятых обыск… Ясно… И много дали?
Физиономия оперуполномоченного выразила крайнее возмущение.
– Не нашли понятых,– сердито сказал он.– И некогда. В том случае, если возможно предположить…
Голый великан отечески похлопал Логунова по плечу:
– Ладно, ладно, не обижайся, вижу, что не брал. Начальником у тебя кто, Ситин?
Логунов кивнул. Осведомленность вполне укладывалась в сановный имидж собеседника.
– Ах, засранец! – без особого, впрочем, осуждения произнес великан.– Копать под меня вздумал…
Оперуполномоченный глядел снизу вверх на Игоева, изо всех сил пытаясь определить его профессиональную принадлежность. Вроде бы видел по телевизору…
– У меня приказ,– с сознанием собственной правоты возразил капитан.
– Приказ? – Собеседник хохотнул.– Это Ситина твоего, что ли? Да я перну – с него погоны сдует. Приказ, бля!.. Ну-ка, давай, капитан, по порядку!