Ощутив нарастающее в воздухе напряжение, Даг сделал шаг вперед:
– Даг Спайсер, офицер. «Недвижимость Спайсера». Мы с вами еще не встречались. Я приехал сюда с мисс Талентайр, чтобы составить описание дома.
Фултон кивнул.
– Я слышал о смерти Веллы Талентайр. Мои соболезнования, мадам.
– Благодарю вас, – холодно произнесла Рейн. – Так вот насчет кладовой…
Офицер осмотрел запертую на висячий замок дверь, а потом с подозрением воззрился на Рейн.
– Что заставляет вас думать, будто внутри находится труп?
Рейн скрестила руки на груди, приняв оборонительную позу, поскольку знала, что объяснить все будет довольно сложно. Гораздо проще было работать с Бредли, защищавшим ее от подозрительных и насмешливых взглядов.
– Просто почувствовала, – ответила она спокойно.
Фултон медленно выдохнул.
– Постойте, я догадаюсь. Вы считаете себя ясновидящей, как и ваша тетка, верно?
Рейн одарила полицейского своей особенной улыбкой:
– Моя тетя действительно была ясновидящей.
Кустистые брови Фултона взметнулись вверх:
– Слышал, она закончила свои дни в психиатрической клинике в Ориане.
– Так и есть. Но лишь потому, что ей никто не верил. Прошу вас, офицер, откройте замок. Если кладовая пуста, я извинюсь за то, что отняла у вас время.
– Вы понимаете, что, если я обнаружу в кладовой тело, вам придется ответить на массу вопросов? Только уже не здесь, а в участке.
– Поверьте, я прекрасно это понимаю.
Офицер внимательно посмотрел на стоящую перед ним женщину. Рейн уже подумала, что он продолжит препирательства, но выражение ее лица, очевидно, его убедило. Не говоря больше ни слова, он развернулся к двери и приладил к замку принесенное орудие.
Раздался резкий металлический лязг, когда дужка замка переломилась. Фултон положил орудие на пол и, взяв в левую руку фонарь, коснулся ручки двери затянутой в перчатку рукой.
Заржавевшие петли натужно заскрипели, и Рейн затаила дыхание, страшась заглянуть внутрь и в то же время не решаясь отвести взгляд.
На холодном бетонном полу лежала обнаженная женщина. Рядом с ней, напоминая змею, валялся массивный кожаный ремень. Женщина была связана по рукам и ногам, рот закрывала липкая лента. Она казалась совсем юной – не больше восемнадцати лет – и болезненно худой. Спутанные темные волосы частично закрывали лицо.
Удивительным и неожиданным оказалось то, что она все еще была жива.
Ножи всегда были хуже всего. Люди творят с их помощью отвратительные вещи, оставаясь при этом бездушными и холодными.
– Мне не нравятся острые предметы, – произнес Зак Джонс, не отрывая взгляда от ритуального кинжала под стеклом.
Элейн Браунли, директор музея, наклонилась, чтобы разглядеть артефакт.
– Скорее всего эта неприязнь родом из детства. Тебя ведь наверняка предостерегали, что бегать с ножницами в руках очень опасно. Дети впечатлительны и запоминают подобное надолго.
– Да, пожалуй, вы правы, – кивнул Зак.
Он не впервые стоял рядом с Элейн и смотрел на вызывающий неприязнь предмет, спрятанный под стеклом витрины. Это было еще одним направлением его деятельности: иногда он консультировал кураторов Тайного общества.
Элейн сняла очки и заглянула Заку в глаза. В свои пятьдесят с небольшим лет, с короткими седеющими волосами, умными глазами за стеклами круглых очков и в слегка помятой синей юбке, она выглядела настоящим академиком. Коим, собственно, и являлась. Зак знал, что она имеет ученую степень по археологии, антропологии и изобразительному искусству, к тому же бегло изъясняется на нескольких языках, как живых, так и мертвых.
На разных этапах жизни наставники, учителя и коллеги неизменно называли Элейн одаренной, но большинство из них, по мнению Зака, даже не подозревали, насколько это близко к правде. Элейн обладала сверхъестественной способностью находить и выделять истинные предметы старины из множества ничего не стоящих. Она с поразительной легкостью обнаруживала подделки, будь то полотно эпохи Возрождения или осколок древнеримской мозаики.
Когда она покинула университет, дабы занять должность смотрителя музея, многие из ее коллег ожидали, что она рано или поздно возглавит одно из престижных ведомств, но вместо этого Элейн стала директором музея Тайного общества при его штаб-квартире, расположенной на Западном побережье США. Это был один из четырех музеев, принадлежащих Тайному обществу, три из которых находились в Соединенных Штатах, а один – в Великобритании, на родине общества.
Музеи эти были не слишком широко известны, совершенно не ценились корифеями археологического мира и не признавались в академических кругах. Подобное положение вещей вполне устраивало общество. В его узко специализированных музеях хранились и изучались артефакты и реликвии, так или иначе связанные с паранормальными явлениями. А еще они были закрыты для посещения.
Элейн воззрилась на Зака.
– Ну?
– Это очень старая вещь. – Зак вновь переключил внимание на кинжал. – На нем много статической энергии. Я чувствую это даже отсюда.
– Знаю, что старый. – Элейн нетерпеливо передернула плечами. – Я его не в «Уолмарте» купила. Он стоил мне чуть ли не половины годового бюджета музея. Поверь, я ни за что не настояла бы на его приобретении, если б не была уверена, что его изготовили во втором веке. Но я спрашиваю тебя не об этом.
– Мне нужно взять его в руки, чтобы убедиться. И без перчаток.
Элейн поджала губы, поскольку очень не любила, когда предметы из коллекции музея брали голыми руками, но она была хорошо знакома с требованиями Зака. Так что, если хочет, чтобы он подтвердил ее версию относительно этого кинжала, придется позволить ему прямой контакт.
Не говоря больше ни слова, Элейн набрала шифр, открывающий витрину.
Зак приготовился к ожидающему его потрясению и намеренно встряхнул свои сверхчувства, затем протянул руку и сомкнул пальцы на украшенной драгоценными камнями рукоятке кинжала.
Поток энергии, сохранившейся на лезвии, был едва различим, но все же достаточно силен, чтобы моментально воздействовать на органы чувств. Зак стиснул зубы и закрыл глаза, хотя для того, чтобы его сознание наводнили призрачные видения, этого вовсе не требовалось.
Наслоившиеся друг на друга картины – ведь кинжал использовали много раз для одной и той же цели – предстали перед его глазами чередой кровавых ночных кошмаров. Зак не мог дать описания оттенкам цветов, преобладающим в его паранормальных видениях, ибо они не имели аналогов в реальном мире.
«…Его сотрясала дрожь предвкушения. О, каким же сладким будет ощущение погружающегося в человеческую плоть кинжала! Он ждал смертоносного удара. Всем сердцем жаждал ощутить дьявольское вожделение и ликование при виде испытываемого жертвой ужаса…»