Он вывернул из зарослей камыша – и вдруг услышал громкий приятный мужской голос:
– Не кажется ли вам, что у вас имеется то, что принадлежит мне?
Прохор в ужасе обернулся – и заметил покачивавшуюся на легких волнах другую лодку, даже небольшой катер. Ему бросился в глаза нищий, который был ему тоже знаком. Завидев нищего, собака сама прыгнула в воду и поплыла к катеру. Так и есть, это тот самый слепой нищий, которого он видел, выходя из дома Эльвиры. Только что он здесь делает?
Да еще не один, а в сопровождении двух жандармов!
– Все же вам не следует спешить, господин журналист! – продолжил нищий, речь которого, выдававшая в нем человека образованных кругов, никак не сочеталась с его затрапезным внешним видом. – Потому что нам необходимо кое о чем поговорить!
Прохор растерялся, собака тем временем при помощи одного из полицейских вскарабкалась на корму катера и тявкнула. От неожиданности Курицын выронил весло.
– Ну вот, видите, и весло потеряли. Так что продолжать путешествие в лодке, не считая собаки, вам уже не с руки, – продолжил слепой нищий и стянул с себя седые космы, оказавшиеся париком, под которым обнаружились совершенно белые волосы. – Разрешите представиться, приват-доцент Орест Самсонович Бергамотов.
Часом позднее, когда перестрелка уже давно закончилась и полицейские под предводительством главного филера считали убитых бандитов, Прохор наконец получил возможность поговорить с «нищим».
Ну конечно же, он слышал об Оресте Бергамотове, некогда известном химике, который в результате несчастного случая потерял зрение. А заодно оказался замешанным в криминальной истории, которую блестяще распутал, – и с тех пор превратился в писателя и частного детектива, являющегося к тому же одним из наиболее сильных шахматистов столицы и гроссмейстером.
Беседу они вели в полицейской пролетке, любезно предоставленной г‑ну Бергамотову и его сопровождающим. А оных было двое. С большим удивлением Прохор узнал, что Немой, тот самый сумрачный человек с татуированными лицом и черепом, который является пыточным дел мастером в банде Васьки Пороха, на самом деле – правая рука и ассистент г‑на Бергамотова.
Вторым сопровождающим был тот самый привязчивый рыжий пес, который, впрочем, оказавшись около хозяина, тотчас заснул возле его ног.
Сам Орест Бергамотов был личностью примечательной, и не только по той причине, что был слеп (это ему имитировать не пришлось), а потому, что один глаз у него оказался синим, а другой – карим, а волосы – абсолютно белыми.
– Если вы не заметили, то я альбинос, – любезно пояснил частный детектив и гроссмейстер. – Именно эта прихоть природы, которая, впрочем, прихотью отнюдь не является, ибо манифестирует всего лишь один из ее скрытых механизмов, и навела меня на мысль заняться наукой.
Прохор же неотрывно смотрел на Немого, который, подобно скале, молчаливо возвышался около Ореста Бергамотова.
– Это мой друг и помощник Мэхпи, – пояснил Бергамотов, на что Прохор вздрогнул и спросил:
– Прошу прощения, но как вы узнали, что… – он запнулся.
Тонкое лицо Бергамотова озарила улыбка.
– Как я узнал, что вы рассматриваете Мэхпи? Ну, во‑первых, я все еще в состоянии различать смутные тени, а во‑вторых, это делают все, оказавшись в его обществе!
Курицын смутился, а Бергамотов продолжил:
– Мэхпи на диалекте одного из племен североамериканских индейцев – «небо». И да, Мэхпи настоящий индеец, с которым я познакомился, путешествуя по Северной Америке. Как со мной водится, я оказался втянутым в криминальную историю, и он спас мне жизнь. Впрочем, днем позже я спас ему жизнь. И так как вся его семья погибла от рук убийц, он принял решение сопровождать меня и помогать изобличать преступников и душегубов по всему миру. Было это двенадцать лет назад…
Бергамотов смолк, а лежащий у его ног пес во сне заворчал. Сыщик и гроссмейстер потрепал его по холке и добавил:
– А это второй мой верный друг – Зигфрид. Ирландский красный сеттер. Не удивляйтесь этому имени – познакомились мы во время представления одноименной оперы Рихарда Вагнера на Зеленом холме в баварском городке Байройте. Там мне удалось предотвратить покушение на тогдашнего принца-регента Баварии Людвига, нынешнего короля, и Зигфрид, который сыграл в этом значительную роль, хотя и был еще щенком, стал подарком, преподнесенным мне его высочеством. Ведь Зигфрид – из помета любимой суки принца-регента…
Бергамотов не производил впечатления слепого человека, глаза его смотрели весело и с прищуром, и, судя по всему, он точно знал, где находится его собеседник, потому что глядел ему прямо в лицо, а не в сторону.
– Ну а теперь к вам, господин журналист из «Бульварного экспресса»!
– Откуда вы знаете, что я журналист? И откуда узнали, из какого я издания? – спросил Прохор, а Бергамотов вздохнул:
– А кто еще отважится на подобный риск? Ведь вы, сударь, сами того не ведая, влезли с рогами и копытами в операцию, которую я вместе со столичной полицией, являясь ее консультантом, разрабатывал в течение многих недель. И помешали ей! Потому что и Васька Порох, и, что намного важнее, мадемуазель Эльвира, упорхнули!
Он вздохнул и продолжил:
– На подобный риск способен только молодой и неопытный журналист – это факт номер один. Тех, кто работает по сходной тематике в уважаемых и не очень изданиях Петербурга, я знаю. Вас – нет. Следовательно, факт номер два: ваш листок относительно новый, но в то же время желает заручиться любовью читателей и ищет сенсации. Таковой, и это факт номер три, в столице только один – «Бульварный экспресс»!
Прохор еле заметно скривился – Бергамотов все равно не увидит. Да уж, петербургский Шерлок Холмс! Даром что альбинос и слепой. Так еще вместо доктора Ватсона покрытый татуировками индеец плюс малахольный пес в качестве компаньона!
– А теперь расскажите, что вам известно! – продолжил Бергамотов и вдруг подмигнул невидящим карим глазом Курицыну. – Нет, исключительно добровольно, конечно! Мэхпи пытать вас не будет, ибо он был внедрен в банду Васьки Пороха, чтобы предотвратить распространенные там издевательства над пленниками и, конечно же, разузнать все, что возможно, о Профессоре!
Вот оно что! Значит, Бергамотов тоже идет по следу таинственного Профессора! Прохор почуял, что сенсация будет знатная. Но делиться информацией с конкурентом он не собирался.
– Кстати, сударь, все же неудобно – разрешите узнать ваше имя!
– А что, узнать без моей помощи вы не в состоянии? – съязвил Курицын. – Однако прошу прощения, мену зовут Про… Я хотел сказать – Павел Двушкин, внештатный корреспондент, как вы верно догадались, «Бульварного экспресса»!
Павлом Двушкиным звался – и в этом отношении Прохор не слукавил – реальный внештатный корреспондент того издания, на которое работал и он сам. Только этот Двушкин был креатурой уж слишком заносчивой, самолюбивой и подловатой, посему назваться его именем Курицыну доставляло истинное наслаждение. Если у кого и будут потом неприятности, так у Двушкина – и поделом. Сам же Прохор планировал остаться в тени и, продолжая метафорический ряд, выйти сухим из воды. Потому что знакомство с г‑ном Бергамотовым было, конечно, приятным и делало большую честь им обоим, но вот углублять свои отношения с петербургской полицией Прохор отнюдь не планировал. И ждал одного – подходящего момента, чтобы ретироваться.