– Но зачем? – скептически спросила княжна Бобруйская. – Какой Джеку резон устраивать это шоу?
Орест Самсонович усмехнулся:
– Ответить на этот вопрос может только сам Потрошитель, но, думается, в его задачу входило устроить как можно более громкий скандал! И заставить всех поверить в то, что убивает призрак. Мэтру было заплачено за его услуги, а чтобы он не проболтался, Потрошитель его после исполнения задания все же убил!
Чувствуя, что мне становится жутко, я промолвил:
– Но отчего Потрошитель решил убивать всех, кто был на спиритическом сеансе, к тому же, как вы говорите, инсценированном? Одно дело, если бы это была месть разъяренного духа, которого против его воли извлекли из геенны огненной, и другое – проделки реального маньяка! Ведь между гостями не было ничего общего!
Бергамотов одобрительно кивнул.
– Вы умеете задавать верные вопросы, Курицын! Из вас выйдет толк! Да, в самом деле, почему Потрошитель убивает всех, кто принимал участие в спиритическом сеансе? Неужели он сумасшедший, как и тот, чьи деяния я расследовал в Париже? [20] Факт номер один, что это, возможно, иллюзия! И Потрошитель заставляет нас поверить в то, чего нет!
– Как это нет! – вскрикнул я, горячась. – Три трупа из тех, кто был на суаре у графини, все же есть!
– Но остальные-то живы! – парировал Орест Самсонович. – И это факт номер два!
– А факт номер три, что маньяк может в любой момент отправить на тот свет новую жертву! – сказала княжна, завершая наш диспут. – Не забывайте об этом, господа!
Бергамотов, покраснев, заметил, что она права, и добавил:
– Итак, графа и графиню Нулиных мы можем вычеркнуть из числа подозреваемых. Граф не был на спиритическом сеансе, но ошивался около собственного особняка. Для меня ясно, что он к убийствам отношения не имеет. Это факт номер один. Не имеют отношения к убийствам и три жертвы – беллетрист Державин-Клеопатров, баронесса фон Минден-Шейнау и господин Кудияров. Это факт номер два. Также я вычеркиваю из списка барона фон Минден-Шейнау и поручика Юркевича. Это факт номер три. Помимо них, к деяниям Потрошителя непричастны полковник Цицер и его супруга. Мэтр Гийом был, не ведая всего плана, исполнителем приказов Потрошителя, наверняка не зная о его истинной сущности, за что и поплатился. Так что вычеркнем и его имя. Остается всего ничего…
Он откашлялся и произнес:
– Госпожа Чернозвонова и ее дочка. А также ваши, княжна, родители, князь Дмитрий Романович Бобруйский и княгиня Екатерина Маврикиевна…
Начальство поперхнулось дымом и заявило, что ее родители никоим образом не причастны к деяниям Потрошителя.
– Или вы думаете, что Джек – этой мой престарелый отец? Или, чего доброго, моя больная матушка?!
– Отнюдь, – серьезно ответил Орест Самсонович, – ибо они не подходят хотя бы по возрасту и неимению нужной физической кондиции. Но они могут стать следующими жертвами! Ибо за всех остальных, кто еще остался в живых, можно не беспокоиться: полковник и поручик дают показания Брюхатову, госпожа полковница за городом, у родственников, граф и графиня теперь, помирившись и выяснив, что Джек столовался у них столько недель, наняли целый отряд головорезов, дабы защитить себя от маньяка, который точно убивать их не рискнет. Остаются только ваши престарелые родители!
– И госпожа Чернозвонова с дочкой! – вставил я. – Это две беззащитные женщины, им тоже требуется помощь…
И вдруг осекся, А потом, чувствуя, что у меня пересохло в горле и вспотели ладони, промолвил:
– Но если исходить из того, что Чернозвоновы не жертвы, то… То они могут быть только убийцами! Все сходится: Джек-потрошитель – женщина, как и обе Чернозвоновы…
– Тонкое. Замечание, – заметил флегматичным тоном Мэхпи, и я не понял, хвалит ли он меня или издевается.
– Но как такое возможно? Ведь тогда одна из них должна была играть роль мадемуазель Дрюо и в то же время оставаться гостьей на суаре графини!
Бергамотов заметил:
– Я установил хронологию: маленькая Лизетт, как водится, была отослана с мадемуазель в комнату около шести. А гости приехали после семи. Чернозвоновы же появились после половины восьмого. Так что у Джека, если исходить из того, что он – одна из милых дам семейства Чернозвоновых, – было время незаметно выбраться из своей комнаты, переодеться и под видом гостьи заявиться в графский особняк!
Мы все в потрясении уставились на великого сыщика. Я же буквально завопил:
– Это наверняка старшая Чернозвонова, Лидия Филипповна! Ведь она отравила своего супруга!
– Это всего лишь слухи… – произнесла Александра Дмитриевна, а Мэхпи философски заметил:
– Слухи. Не есть. Ложь.
– Господи, и ведь она не такая и старая, ей ведь, поди, и сорока нет! – продолжил я в невероятном нервическом возбуждении. – Она начала с мужа и, кто знает, могла извести кучу других родственников! Бедная ее дочка, Лидия Кузьминична, у нее всегда такой несчастный вид – еще бы, живет под крылом мамаши-убийцы!
Орест Самсонович поднял руку:
– Что ж, я тоже с некоторых пор уделяю повышенное внимание матери и дочери Чернозвоновым. Ибо мне так и не удалось выяснить, кто снабжал разнообразными ядами мрачный клуб отравителей, злодействам коего я положил конец в позапрошлом году [21] . Дамами надо заняться вплотную! Но до того как мы приступим к финальной части операции по изобличению и поимке Джека, нужно принять кое-какие меры предосторожности. Ибо я не прощу себе, если с вероятными жертвами что-то случится. Мэхпи! Зигфрид! Вы отвечаете за безопасность князя и княгини Бобруйских!
Индеец молча кивнул, пес приподнял ухо и тявкнул.
– А также за вашу безопасность, княжна! – сказал, еще сильнее краснея, великий сыщик.
Начальство, конечно же, отпустило какое-то суфражистское замечание, я же не сомневался, что забота об Александре Дмитриевне – выражение большой к ней симпатии Бергамотова, если не сказать больше… (Корректор, удалить!)
Совещание было завершено в начале шестого утра, и прямо из редакции мы отправились в особняк князя Бобруйского, который, по словам дочери, уже наверняка был на ногах, ибо привык подниматься в пять или даже раньше.
Его сиятельство князь, аристократ старой школы, встретил нас более чем радушно и тотчас предложил завтрак. Орест Самсонович от завтрака отказался, а вот я не преминул насладиться чудным горячим кофе и свежими, только что из печи, булочками.
Выслушав скупой рассказ Бергамотова (факт номер один – и так далее), князь заметил: