Что она искала? На этот вопрос ответа у Каси не было. Просто пробегала глазами по более-менее истрепанным корешкам книг и пыталась понять закономерность их расположения. Неожиданно глаза выхватили сами собой: «История ордена тамплиеров». Подошла поближе. Книга была не одна. На полке расположилась целая коллекция по богатой и противоречивой истории ордена. Тут же рядом, к своему удивлению, Кася заметила: «Перечень Черных Мадонн Центрального Массива». Стала вытаскивать книги одну за другой, и неожиданно из томика «Крестовые походы и крестоносцы Средних веков» выпали сложенные вдвое листки бумаги. Девушка раскрыла и увидела знакомый почерк Фредерика. Поднесла бумаги к свету: шесть листов, заполненных легкими и убористыми строчками.
Страницы пронумерованы не были. По всей видимости, Фредерик записывал вразброс все идеи, приходящие ему в голову. Устроившись в глубоком кресле и набросив на ноги шерстяной плед, Кася принялась за чтение:
«Сегодня думал об изначальном противоречии, заложенном в самой идее создания орденов монахов‑рыцарей. Действительно, раньше никогда не задумывался над тем, что убийство в христианстве было запрещено. Христиане отличались от язычников уже тем, что отказались от жертвоприношений. Их Бог не просто не нуждался в крови как в доказательстве веры, он отрицал ее. Первичное, ортодоксальное христианство Отцов Церкви осуждает любую форму насилия. Убийство — трагическое следствие первородного греха. Непротивление злу — краеугольный камень. Отвечая на насилие насилием, христианин мог только умножить зло, а следовательно, обречь собственную душу на вечные муки. Это-то все хорошо, но каким образом тогда объяснить соединение несоединимого: монашеского и воинского обетов. Монах, посвятивший свою жизнь Богу, и убийца? Задача непростая».
Кася на минутку оторвалась от листков и усмехнулась. К эквилибристике церкви было не привыкать. Понадобились деньги на строительство собора Святого Петра и придумали продавать индульгенции, за весьма разумную плату обещающие беззаботную загробную жизнь. Вспомнила байку про пройдоху-рыцаря, предусмотрительно купившего индульгенцию и не сходя с места обобравшего до нитки монаха-продавца VIP-билетов на тот свет. При таком подходе соединить «не убий» и «убий» в одной сборной солянке было проще простого. Она вернулась к чтению.
«Ради интереса проследил, как справились с этой задачей. На самом деле она оказалась сложнее, чем я себе представлял. Во‑первых, с идеей создания подобных орденов согласились не все. Даже идея защиты Святой земли от нечестивцев не срабатывала. Некоторым наивным богословам хоть кол на голове теши, «не убий», и все тут! Действовали медленно и терпеливо. Сначала ввели термин «войны праведной», должной служить восстановлению справедливости и защите слабых. В такой войне необходимость была и в связи с Крестовыми походами, и с разгулявшимися по самой Европе целыми шайками рыцарей-разбойников. Вообще, если задуматься, церковь сыграла в данном вопросе огромную миротворческую и цивилизаторскую миссию. Она сеяла добро. Но добро, как известно, должно быть с кулаками. Такими кулаками и стали монашеские рыцарские ордена, подчинявшиеся Папе и служащие интересам церкви».
«А почему Фредерика так интересовало, каким образом католическая церковь сумела соединить вооруженную борьбу и монашеский обет?» — задала себе Кася закономерный в данных условиях вопрос и продолжила проглядывать найденные записи.
«Интересно, но окончательный выход из положения снова нашел Святой Бернар. И снова он, Святой Бернар! Во всей истории ордена ему, пожалуй, принадлежит самая важная роль (Кася обратила внимание, что имя святого было несколько раз подчеркнуто). Именно его перу приписывают устав ордена, именно он дал благословение ордену и организовал ему такую рекламу, что рыцари валом повалили, а пожертвования потекли рекой. И именно он, наконец, сумел соединить несоединимое «не убий» и «убий во имя…». Он просто расставил точки над «i». Главное не оправдание насилия во имя святой и справедливой войны. Насилие остается насилием. Но самое важное, он дал католической церкви совершенно новое видение мистерии смерти. Во время войны монах-рыцарь не просто не должен бояться смерти, он должен искать ее. Ибо именно она — конечный итог его усилий, символ его желания, именно она дает то, что жизнь дать не может: встречу с Богом. Поэтому самое главное, сражаясь, не убивать, а погибнуть самому. Именно в этом Святой Бернар коснулся самого сокровенного в самой идее Крестовых походов: для многих путешествие в Святую землю было дорогой в один конец. Они стремились к одному: увидеть Иерусалим, коснуться могилы Христа и умереть. Жизнь была скоротечна, мимолетна и полна превратностей, смерть была вечной… Как древние египтяне, всю свою жизнь готовившиеся к смерти, средневековые люди были готовы пожертвовать земным ради прикосновения к вечности!»
«Почему это все так интересовало Фредерика? — задала девушка себе вопрос. — Только ли история замка была этому причиной?» Она рассеянно проглядывала листки, и вдруг глаза сами собой выделили последние строчки: «Предмет для размышления: мог ли Иисус Христос, агнцем пошедший на плаху за грехи человечества, служить примером и субъектом поклонения для рыцарей-воинов? Они изображали на своих плащах крест, но под пытками клялись Богоматерью и к ней взывали в самые трудные моменты существования ордена. И кем на самом деле был этот таинственный идол Бафомет? Поговорить с Арманом».
Она отвела глаза от листков и задумалась. Успел ли Фредерик поговорить об этом с Арманом или нет? Протянула руку к мобильнику и набрала номер последнего. После нескольких звонков антиквар ответил.
— Здравствуйте, Арман, я вас отвлекаю?
— Нет, Кася, я свободен как птица.
— Хотела спросить, вам часто приходилось общаться с Фредериком?
— Достаточно редко, по правде сказать, — с оттенком сожаления произнес антиквар.
— В записках Фредерика я нашла одну фразу. В конце он говорит, что ему хотелось бы обсудить с вами один вопрос. — Она зачитала фразу и добавила: — Помните ли вы такой разговор, состоялся ли он?
Ответом было молчание.
— Я не прошу вас отвечать сейчас, может быть, попозже вы вспомните? — с надеждой произнесла она. — У меня такое ощущение, что все это имеет отношение…
— Отношение к чему? — резко прервал ее Арман.
— Ко всему тому, что произошло за последнее время, — твердо ответила девушка.
— Вы имеете в виду гибель вашего парижского нотариуса и Раймона? — уже более мягким тоном переспросил Арман.
— Вы не ошиблись, — подтвердила она.
— Насколько я знаю, расследованием занимается комиссар Бернье. Вы не доверяете комиссару жандармерии?
— Нет, вы меня неправильно поняли, — поспешила исправить положение Кася, — но согласитесь, если мы располагаем информацией, которая может оказаться полезной следствию, мы не должны ее утаивать.
— А с чего вы решили, что я что-то утаиваю?
— Арман, я просто хотела вас спросить, делился ли с вами Фредерик своими размышлениями о загадочном предмете поклонения рыцарей Храма?! — начала терять терпение Кася.