Ротный медленно расхаживает перед строем и говорит:
— Сейчас все вы пойдете домой. Командир части обещал три дня выходных. Но, мужчины!.. — Тут голос ротного делается слащавым, он хитро улыбается. — Завтра с утра все мы приходим сдавать имущество.
Вздох всеобщего разочарования.
— Да-да, именно так. И запомните, парни, если какая-то тварь опоздает, не придет, нажрется или что-то натворит, то я не буду разбираться с каждым в отдельности. Всем выходные на хрен! — Пауза. — Я тоже хочу побыть дома. У меня тоже семья. Потому, парни, прошу, требую: ведите себя как люди. Всем все понятно?
— Так точно, — прозвучало откуда-то с фланга.
— Не слышу. Я говорю, всем все понятно?
— Так точно! — На этот раз ответ прозвучал несколько громче.
— Прибытие завтра в восемь ноль-ноль. Убытие — как только сдадим имущество. Командиры групп, личный состав в вашем распоряжении, — заявил капитан Кречетов и скрылся в канцелярии роты.
Он должен был завершать какие-то неотложные бумажные дела.
Спецназовцы же, тут же отпущенные на волю командирами групп, дружно повалили на улицу.
Когда Ефимов, гремя каблуками, поднялся к себе на этаж и открыл дверь в квартиру, оказалось, что домашние не спали, ждали его появления. Как описать радость встречи? Да и стоит ли это делать, если каждый и без того все знает? Дом, семья, родители вместе с детьми. Все у всех хорошо. Не в этом ли и заключено самое настоящее счастье?
Спать легли полночь за полночь.
Следующее утро прошло быстро. К обеду личный состав наконец-то управился со всеми делами и был отпущен домой на выходные. Правда, от трех дней, обещанных щедрым командованием, оставалось уже меньше двух с половиной, но это уже как получилось.
Послеобеденное время и весь вечер Ефимов провел в общении с детьми и женой. Они вновь засиделись допоздна.
А под утро Сергею приснился все тот же самый сон. Но на этот раз он был короткий и мозаичный, будто сотканный из многочисленных лоскутков.
Ефимов словно сел в скоростной автомобиль и помчался по трассе со все нарастающей скоростью. Но вместо пейзажей обочины перед его глазами мелькали листы уже знакомых ему документов. Одни были написаны от руки, другие — напечатаны на машинке, но неизменно на двух языках.
Отдельные строки, подписи, печати, фотографии слились в единый документ и исчезли, оставив после себя всего один лист, в котором были лишь бесконечно повторяющиеся столбцы фамилий. Среди них было много слишком уж хорошо знакомых.
Вдруг носители этих фамилий начали появляться во плоти. Поправ ногами карту с надписью «Русь», они смеялись, издевательски показывали пальцами на Сергея, смотрящего на них.
Он разгневался и попробовал дотянуться до негодяев руками, но уткнулся в прозрачную стену. Издевательские крики стали сильнее. Тогда Ефимов попытался пробить стену ударом кулака, но только больно ушиб костяшки пальцев.
Смех за стеной стал громче и счастливее. Карта с надписью «Русь» с одного края занялась огнем. Субъекты, стоявшие за стеной, радостно залопотали, заулюлюкали. Сергей хотел защитить горящую Родину. Он со всей дури ударил в стену ногой, но тщетно.
«Ты не в силах что-либо изменить», — мелькнула мысль, пришедшая извне.
Страх сжал сердце. Безысходное отчаяние, порожденное собственным бессилием, заполонило душу.
Сергей почувствовал, как у него перехватывает дыхание, и проснулся. Сердце бешено стучало, по лицу тек пот. Ефимов откинул одеяло, сел в кровати, и тут же зазвонил телефон.
Это был командир группы.
— Сергей Михайлович, здравствуйте!
— Привет, Миша!
— Приходите на службу.
— Когда?
— Да прямо сейчас. Собирайтесь и приходите. Сегодня выезжаем на полигон. С понедельника у нас начинается боевое слаживание.
— Да, выхожу. Значит, у нас абзац, котенок сдох, кина не будет?!
1–30 января 2014 года