– Против сабли или мушкета вам это не поможет.
– А мне придется драться с солдатами, мисс?
– Я надеюсь, что нет, ради вашего же блага. Вы допускаете убийства?
– Закон их запрещает, мисс.
– А если вам плюнут в лицо?
– Ах, боже мой, я отступлю как добрый христианин. – Пфафф удивленно приподнял брови. – Впрочем, часто инциденты с плевками в лицо вызваны пьянством. Возможно, было бы уместным перерезать горло любителя плеваться, чтобы усмирить подстрекающего его дьявола.
Мисс Темпл не интересовала пустая болтовня.
– Почему Николас решил, что вы мне подойдете?
– Я хорошо умею открывать двери.
– Я не просила найти вора.
– В широком смысле слова, мисс. Я человек, находящий пути.
Мисс Темпл сдержалась, чтобы не отпустить еще одно язвительное замечание. С таким человеком, как Пфафф, раз уж с ним приходится иметь дело, нужно общаться обдуманно и реагировать на его слова улыбкой.
– Вы знали кардинала Чаня?
– Все его знали – он был редкой души человеком.
– Вы были его другом?
– Иногда он разрешал покупать ему выпивку.
– Почему вы это делали?
– Вы ведь его знали, мисс, почему же мне не делать этого? – Пфафф невозмутимо улыбался, глядя на сумку и спрятанную в ней руку Селесты. – Может быть, вы меня просветите, что это за дело?
– Садитесь, мистер Пфафф. Уберите эти штуки.
Он убрал оружие, шагнул к креслу, отбросив фалды пальто, перед тем как сесть. Мисс указала на серебряный сервиз, стоявший на столе.
– Вот чай, если хотите. Я объясню, что мне требуется. А потом вы – специалист по дверям – предложите, как это можно сделать.
Вечером дама снова нежилась в медной ванне, и ее каштановые волосы струились, как водоросли. Усталость мешала думать, и ей не удавалось, как она ни пыталась, забыть о своем горе.
Гостю было сказано достаточно, чтобы он начал свою работу, но теперь, когда наемник занял место Чаня и Свенсона, мисс Темпл еще острее переживала их отсутствие. Еще больше тревожило то, что разговор с Джеком пробудил воспоминания, связанные с синим стеклом, – впервые с тех пор, как мисс Темпл покинула Парчфельдт-парк. Не то чтобы тот парень был привлекательным – напротив, его внешность представлялась отталкивающей: почерневшие зубы и жесткие волосы цвета грязной соломы. Но чем дольше он был рядом, тем сильнее она ощущала пугавшее ее плотское возбуждение, как будто в ней проснулись и пришли в движение какие-то слишком долго дремавшие невидимые силы.
Погрузившись в медную ванну, мисс Темпл глубоко вдохнула и медленно выдохнула, мысленно приближаясь к границе, за которой таились ее страхи. Борясь против заговора, она познакомилась с содержанием двух синих стеклянных книг. Первая была специально составленной графиней ди Лакер-Сфорца наркотической смесью удовольствия и насилия. Заглянув в ее бездны, мисс Темпл испытала яркие и чувственные воспоминания о бесчисленных жизнях – шквал мыслей и плотских ощущений, и после этого добродетель мисс Темпл превратилась всего лишь в слабый отзвук протеста, терявшийся в поглотившем ее море распущенности. С тех пор содержание этой книги всегда было готово ворваться в ее сознание: мимолетный взгляд на приоткрывшуюся полоску плоти или запах волос, даже шорох одежды могли вызвать настолько сладострастные ощущения, что у мисс Темпл подгибались колени.
Содержанием второй книги были воспоминания единственного человека – мужчины, графа д’Орканца, сохраненные в синем стекле Франсисом Ксонком на борту падающего дирижабля в тот самый момент, когда граф умирал, истекая кровью. Ум великого человека был сохранен, но разрушительное прикосновение смерти извратило его характер, низведя изысканность эстета до горького презрения к жизни. Заглянув во вторую книгу, мисс Темпл чуть не задохнулась, как будто ее горло обожгла кислота. Не зная об отравленной сущности этих воспоминаний, выжившие заговорщики собрались на оружейном заводе Ксонка в Парчфелдте и договорились о том, чтобы запечатлеть содержание книги в опустошенном мозгу Роберта Вандаариффа. Они надеялись вновь получить в свое распоряжение алхимические знания графа и прибрать к рукам его состояние – самое крупное в стране. Возродившись в теле Вандаариффа, граф, несмотря на свою искалеченную, ущербную душу, быстро одержал верх над бывшими слугами: миссис Марчмур, Франсисом Ксонком, Шарлоттой Траппинг и Альфредом Левретом – все они вскоре были мертвы. Только графиня выжила, чтобы бороться с ним… только графиня и мисс Темпл.
В Парчфелдте Селеста сделала неожиданное открытие. Проходя по заводу, она вдруг поняла, для чего предназначена каждая из машин. Хотя воспоминания графа и были отравлены, прикосновение к ним ввело ее в мир науки. Если Роберт Вандаарифф выжил, была вероятность, что теперь она, прежде равнодушная к любым научным исследованиям, сумеет предугадать ходы зловещего воображения графа.
Горе, испытанное ею, временно парализовало обе книги, таившиеся в глубинах ее сознания, и она надеялась, что надолго. Однако сейчас их освободило неприглядное и в то же время дразнящее зрелище – язык Пфаффа, облизывающий край чашки. И теперь, в одиночестве, нагая мисс Темпл знала, что должна стать хозяйкой этих источников сладострастия, таившихся внутри нее, иначе она навсегда останется их рабой.
Она погрузилась ниже, пока вода не коснулась ее подбородка, положила на край ванны одну ногу, и вода, стекая с бледной ступни, закапала на пол. Она прислушалась, не идет ли Мари, но ничего не услышала и сжала бедра. Пальцы ее правой руки перебирали завитки волос между ногами, лаская кожу. Мисс Темпл закрыла глаза и позволила своим мыслям коснуться предмета, о котором раньше никогда не позволяла себе задумываться, кроме того единственного момента во тьме в Парчфелдте, когда она совершила безрассудный и импульсивный поступок, приведший их всех, она была в этом уверена, к катастрофе. Селеста тогда поцеловала кардинала Чаня. Она чувствовала вкус его губ, проникла языком в его рот, она дрожала, когда мужчина крепко прижал ее к себе. Левая рука мисс Темпл поглаживала кожу на внутренней поверхности бедра, а пальцы правой скользнули еще ниже, разжигая огонь сладострастия. Она поморщилась, сопротивляясь воспоминаниям синей книги, фокусируясь на собственных ощущениях – влажной дрожи под проникающими все глубже пальцами. Снова возник желчный привкус воспоминаний графа – она сглотнула и закусила губу, сосредотачиваясь.
Чань оттолкнул ее и согнулся, когда графиня вонзила в него стилет – мисс Темпл раздвинула ноги, представляя нежную тяжесть мужского тела между ними и на своем теле. Ее большой палец совершал медленные круговые движения, и она часто задышала, отгоняя целый сонм чужих ярких видений и пробиваясь через них снова к кардиналу. Он уносил ее, дрожавшую от холода, прочь от утонувшего дирижабля – два пальца проникли глубже, – он бережно прижимал ее к груди, почти нагую, побелевшую от холода. Она уперлась ступней в край ванны, контролируя желание, пробиваясь, как корабль сквозь волны, через помехи в своем сознании. Селеста понимала, что Чань мертв, когда, представляя его крепкие ноги, подошла к самому пику, сладостному и почти болезненному. Она знала, что была одна, когда обрушилась волна наслаждения, омывая ее грудь как ветер птицу в полете, открывая ее сердце – такого еще никогда с ней не случалось – и вознося его за пределы мира живых.