По своему опыту Чань выделял два типа священников: тех, у кого была своя история жизни, и тех, кто только выполнял приказы. Последних он презирал, считая дураками, трусами или фанатиками. А вот в первой категории можно было найти людей, чье призвание было обретено благодаря какому-то собственному пониманию мира. В случае отца Локарно уже один только нос позволял отнести его к первой категории: его ноздри были вырваны кузнечными щипцами. Был ли он раскаявшимся преступником или честным человеком, по воле злого рока оказавшимся на пиратской сарацинской галере, этого никто не знал. Можно было только догадываться о том, почему именно этому много повидавшему иезуиту поручили управлять наследием Флюистера. Чаню хотелось бы знать, сколько было книг, в которые отец Локарно тайно внес поправки или просто их уничтожил.
Он вошел в нишу Флюистера. Отец Локарно сидел, как и всегда, когда к нему заглядывал Чань, за столом, заваленным книгами и папками с бумагами. Его седые волосы были подвязаны шнурком, а очки, поскольку нос у него отсутствовал, были закреплены стальной проволокой за ушами. В открытой носовой полости виднелась неприятная слизь.
– Эзотерический ритуал, – сказал Чань. – У меня есть вопросы, а времени очень мало.
Отец Локарно с интересом посмотрел на него, как будто поправлять других людей доставляло ему особое удовольствие.
– Нельзя получить знания, не потратив времени.
Голос у иезуита был странным, с визгливыми нотками.
Чань снял перчатки и положил их на стол.
– Вернее было бы сказать, что нельзя получить знания, не потратив денег, так что, священник, вот что я вам предложу. Епископ Баакс-Сонк не приходил в сознание после того, как посетил Харшморт-хаус около двух месяцев тому назад. Многие другие влиятельные люди находятся в таком же состоянии, как он. Генри Ксонк, вероятно, самый известный из них. Причиной объявили лихорадку крови, но это ложь.
Отец Локарно пристально разглядывал Чаня. У них никогда не было деловых отношений, но до священника наверняка дошли слухи о нем от архивариусов.
– Вы предлагаете вылечить его превосходительство?
– Нет. Воспоминания его превосходительства были помещены в алхимическое хранилище.
Отец Локарно задумался.
– Когда вы говорите «хранилище»…
– Стеклянная книга. Все, что он знал, любой ценный секрет, который хранил, станут известны тем, кто изготовил эту книгу.
– И кто же это?
– У меня наихудшие предположения. Но я полагаю, что моя информация позволит вашему начальству предпринять ряд важных предосторожностей.
Отец Локарно нахмурился, задумавшись, потом кивнул, как бы одобряя этот этап их сделки.
– Мне говорили, что вы преступник.
– Ну а вы – шпион.
Локарно неодобрительно фыркнул – он это сделал инстинктивно, раздувая носовые проходы на своем лице.
– Я служу лишь высшему миру. Что у вас за вопрос?
– Что такое химическая свадьба?
– Боже мой. – Локарно хихикнул. – Это не то, чего я ожидал… необычная тема.
– Не такая уж необычная, если учесть ваши интересы.
Локарно пожал плечами. Чань знал, что его собеседник думает сейчас о судьбе епископа и других недавних важных переменах в городе, соотнося их с алхимией.
– Эта лихорадка крови – теперь, когда лорд Вандаарифф поправился, возможно, Его превосходительство, епископ…
Чань резко оборвал его.
– Лекарства нет. Епископ умер. Химическая свадьба – что это такое? Что-то существующее в реальности?
– В реальности? – Локарно удобнее устроился в кресле, готовясь объяснять. – Ваша формулировка наивна. Это эзотерический трактат. «Химическая свадьба», написанная Иоганом Валентином Андреэ, – это третья часть великого Манифеста Розенкрейцеров, созданного в 1614 году в Вюртемберге.
– Манифест для какой цели?
– Цели? Что такое просвещение без веры? Власть без правительства? Воскрешение без искупления?
Чань снова прервал его.
– Я клянусь вам, что мой интерес к этому нелепому трактату безотлагательный и конкретный. От этого зависит человеческая жизнь.
– Чья?
Чань боролся с искушением раскрыть свою бритву и заорать: «Ваша». Однако он положил обе руки на стол и наклонился вперед.
– Если бы у меня было время прочесть эту штуку, я бы так и поступил. Взрывы. Бунты. Паралич министерств. За беспорядками стоит один человек.
– Что за человек?
– Граф д’Орканц. Вы могли также его знать как художника Оскара Файнляндта.
– Я никогда не слышал этих имен.
– Он алхимик.
Локарно презрительно фыркнул через отверстия на своем лице.
– Что он написал?
– Он писал картины, в том числе картину, названную в честь этого трактата. Мне нужно знать, что он намеревается сделать.
– Но это абсурд! – Локарно покачал головой. – Такие работы – это сплошные намеки и шифры именно потому, что подобные секреты должны быть доступны только тем, кто заслуживает этого знания. Трактат, в самом деле, может рассказать историю, но ее смысл сродни символической математике.
Чань кивнул, вспоминая картины Файнляндта, на которых тени и линии были на самом деле плотно написанными символами и уравнениями.
– Например, в алхимических работах, если упоминается человек, то это также означает число один. Кроме того, посвященный поймет, что автор подразумевает и то, что составляет суть мужчины.
– Простите…
– Что такое человек, если не дух, тело и разум? Так появляется число 3…
– Итак, число 1 и число 3 – это одно и то же…
– Может быть. Но триединство…
– Что?
– Триединство.
– Что, черт побери, вы имеете в виду…
– Трехчастное, ради всего святого! Тело, дух, разум. Такое триединое строение человека в равной степени относится и к государству, и к трем сословиям, составляющим его: церковь, аристократия, третье сословие. Используя современный язык, можно заменить аристократию правительством, но сравнение остается в силе. Более того, три сословия, как и каждый человек, несут на себе тень греха – и с необходимостью содержат свою противоположность, низкие аспекты: фанатизм Церкви, тирания государства и невежество толпы. Двойственность – это именно та причина, по которой секретность имеет важнейшее значение, когда сообщаются любые…
– Подобной бессмыслицы я надеялся избежать.
– Тогда ваша миссия безнадежна.
– Разве вы не можете просто пересказать это как притчу?
– Но это не притча. Я не знаю, как объяснить по-другому. События происходят, но это не повествование, не нарратив. Вместо него появляются только детали, описания. Если это птица, можно узнать, какая у нее окраска и к какому она принадлежит виду. Если это дворец, сколько в нем комнат. Если голову палача поместили в ящик, из какого он изготовлен дерева…