При посредстве Библии полупика перешла из рук в руки, и Бальби принялся долбить потолок. В камеру монаха не заглядывали, и к тому же он, по совету своего невидимого друга, попросил прислать и получил картинки с изображениями святых, которыми прикрывал следы своей работы. Через неделю над головой Казановы раздался условный сигнал: три легких удара…
Оставалось назначить время побега. После недолгих колебаний была выбрана ночь на 31 октября, потому что к этому времени инквизиторы обычно уезжали в свои поместья на материке, чтобы встретить там праздник Всех Святых, а Лоренцо, воспользовавшись их отсутствием, основательно напивался.
К девяти часам вечера Казанова едва мог справиться с волнением. Наконец часть потолка обрушилась, и показался здоровенный малый, который, несомненно, не блистал умом, зато обладал недюжинной силой. Не тратя времени на взаимные приветствия, сообщники прихватили каждый свой сверток с одеждой и веревки, которые им удалось скрутить из простыней и одеял, и вскарабкались на тюремную крышу.
Ночь была светлая, пришлось дожидаться, пока луна соизволит куда-нибудь спрятаться, но при ее свете Казанова разглядел слуховое окно, расположенное на середине ската крыши, который оказался не таким крутым, как он опасался. Беглецы с самой большой скоростью, на какую только были способны, поползли к спасительному окошку. Бальби при этом не переставал ворчать, потому что упустил свой сверток и он теперь покачивался на воде под мостом Вздохов.
Через открытое окошко они разглядели чердак, который оказался очень высоким – не меньше шести метров.
– Вам легко будет спуститься по веревке, – сказал Казанова, – но ее совершенно не к чему прикрепить, и я не смогу последовать за вами.
– Нет уж! – воскликнул тот. – Сначала спустите меня! А потом у вас будет достаточно времени поразмыслить над тем, как ко мне присоединиться.
Казанова начал косо посматривать на своего товарища, который оказался не совсем таким, каким он его себе представлял. Тем не менее он опустил сообщника на чердак и, избавившись от его бесконечных жалоб и упреков, принялся внимательно исследовать крышу. Удача ему улыбнулась: до него на крыше побывали рабочие и, кроме большого чана, оставили приставную лестницу, которая теперь лежала рядом с трубой.
Обрадованный беглец попытался подтащить ее к слуховому окну. Лестница оказалась тяжелой, но ему все же удалось засунуть внутрь один ее конец. Сделав неловкое движение, он поскользнулся и, тихо подвывая от страха, сполз по скату крыши. Еще немного – и он разбился бы о мостовую!..
Но удача редко изменяла Казанове: на этот раз ему спасла жизнь водосточная труба, за которую он уцепился. Правда, для того чтобы проделать обратный путь, пришлось собрать все силы. Наконец, мокрый от пота, дрожащий всем телом, он опять сидел на крыше и старался унять отчаянно колотившееся сердце.
Вскоре Джакомо смог снова вскарабкаться к слуховому окну, и только теперь ему удалось наконец просунуть в него лестницу. Бальби, который остался на чердаке, ее подхватил. Минутой позже Казанова уже был рядом с ним. Едва коснувшись пола, он упал без сознания…
Приведенный в чувство увесистыми пощечинами своего спутника, он немедленно вновь ощутил готовность к бою. Чердак, на котором они оба сейчас находились, уже не был тюрьмой. Отсюда можно было выбраться.
Дверь была заперта на замок, но все же верная полупика помогла без особого труда ее открыть. Они прошли коридором, спустились по лестнице и оказались в большом зале: там располагались архивы города Венеции. Отсюда небольшая каменная лестница вела в канцелярию. Но здесь тоже была дверь, и эта дверь так легко не отпиралась.
– Сейчас рассветет, – проворчал Бальби. – Если мы отсюда не выберемся, нас наверняка поймают.
– Нас не поймают. Я это знаю. Я в этом уверен… – возразил ему Казанова.
Замок на двери был крепким и никак не поддавался полупике. Тогда Джакомо взялся за деревянную филенку и сумел проделать в ней отверстие, в которое мог бы протиснуться человек. Но только протиснуться… не более того! Пролезая в пробитую Казановой дыру, беглецы исцарапались и порвали одежду. Сам Казанова, к примеру, выбрался оттуда совершенно ободранным, в лохмотьях. И на этом дело не кончилось, оставалось еще одно препятствие: парадная дверь, с которой было не справиться никакому инструменту!
Тогда Казанова решил действовать наглостью. Усевшись на пол, он развязал свой узел с одеждой и вытащил оттуда нарядный камзол, который бережно хранил, и шляпу с перьями. Облачившись в камзол и надев шляпу, он подбежал к окну и выглянул наружу. Пробило шесть часов, и ранние прохожие уже шли в церковь Святого Марка к утренней мессе.
– Эй! Послушайте! – уверенным голосом крикнул им Казанова. – Сходите за привратником, пусть он немедленно отопрет двери. Нас нечаянно здесь закрыли.
Вид этого украшенного перьями знатного господина не возбуждал ни малейших подозрений. Минутой позже дверь распахнулась, Казанова накинул Бальби на плечи свой плащ, на ходу небрежно поблагодарил, выбежал на набережную и вскочил в гондолу. Бальби последовал за ним.
– В Фузину! – бросил гондольеру Казанова. – И поживее, мы торопимся!
Гондольер заработал веслом, и гондола вышла в открытое море.
Тогда беглец сказал:
– Собственно говоря, ни в какую Фузину нам не надо. Мы едем в Местре.
– Это будет дороже.
– Не имеет значения. Деньги у меня есть. Давай, приятель, пошевеливайся!
В Местре гондольера отпустили, хорошо ему заплатив, пересели в карету и отправились в Тревизо. Главным для беглецов сейчас было насколько возможно увеличить расстояние между ними и сбирами Светлейшей республики. Но дальше им пришлось идти пешком, потому что деньги кончились. Осталось ровно столько, сколько нужно, чтобы не умереть с голоду. Беглецы остановились лишь за пределами Венеции.
Из первой же деревни, где они остановились отдохнуть на постоялом дворе, наш герой отправил гонца к своему неизменному покровителю, Брагадино. Затем он улегся в постель и проспал шесть дней и шесть ночей, открывая глаза лишь для того, чтобы открыть заодно рот и перекусить: именно столько времени потребовалось гонцу для того, чтобы добраться до Венеции и вернуться назад с сотней цехинов.
На этот раз ужасы закончились, снова начиналась прекрасная жизнь. Казанова и Бальби, воспрянув духом, отправились в Мюнхен, где, к обоюдному удовольствию, и расстались: товарищи по несчастью уже начинали ненавидеть друг друга…
Джакомо решил, что слишком много времени провел вдали от Парижа, и, с легким сердцем и тяжелым, плотно набитым кошельком, спокойно отправился покупать себе место в дилижансе, который через Страсбург отвезет его в этот город, средоточие всех наслаждений и любви. С тех пор как он покинул Венецию, ни одной женщине не удавалось привлечь его внимание даже на несколько минут. Что ж, раз нельзя находиться в родном городе, Париж тоже вполне может быть подходящим местом для того, чтобы возродиться к жизни…