Кстати, я совершенно безоружна, и это меня немного нервирует. Пистолет, с которым я разгуливала, находясь на службе у Кипчака, я оставила бывшему шефу. Теперь мое главное оружие – это мозг, а вовсе не «глок». Все равно у Кипчака больше людей и стволов.
По идее, Увеков уже догадался, что я первым делом рвану в Питер. Вдова Авдюшкина – единственная ниточка, которая связывает Акима Николаевича с преступлением четырехмесячной давности. Думаю, Аким не причастен к смерти ее мужа – иначе он бы не поехал сам встречаться с вдовой, а отправил кого-нибудь… Я успела неплохо изучить своего бывшего шефа. Да, Кипчак не был ангелом, но он органически не способен вести переговоры о продаже бизнеса с бабой, мужа которой он недавно грохнул, оставив сиротами двух малолетних детишек. И не потому, что Увеков такой благородный. Просто врать не умеет, вот и все…
В дверь купе постучали.
– Эй, бабка! Открывай давай! Ты чего там, заснула? – раздался хриплый голос моего соседа по купе. Я отперла дверь и снова села на свою полку.
Командировочный вытаращил глаза. Он уставился на меня. Потом перевел взгляд на номер места. Потом снова на меня.
– Это… пардон… а где бабка?
– Мы с ней местами поменялись, – улыбнулась я. – Она как вас увидела, так сразу почему-то решила, что вы храпите. А у нее сон очень чуткий, понимаете?
Командировочный уселся на свое место, достал из пакета пирожки. Немного подумал и открыл бутылку.
– Присоединяйся! – радушным жестом мужик обвел угощение.
– Нет, спасибо. Я лучше посплю.
– Ну, как знаешь. Вольному воля, спасенному рай, – несколько разочарованно отозвался попутчик и набулькал себе сразу полстакана.
– Проверка билетов! Билетики приготовьте, пожалуйста! – Гнусавый голос проводника разносился по вагону. Я приготовила билет, и командировочный тоже зашарил по карманам.
Наконец проводник в сопровождении молоденького полицейского показался у нашей двери. Его взгляд задержался на мне. Вот это был довольно неприятный момент – у проводников профессиональная память. Он превосходно помнит бабку, которую подсаживал в вагон, и номер ее места. Но теперь на этом месте сидит красивая телка в джинсах и черной майке. И билет у нее в полном порядке.
Я делала ставку на то, что у проводника есть дела поважнее, чем разбираться, что стало с его памятью. Работа у него нервная, народу через него каждый день проходит много. Недолго и заработаться… В конце концов проводник решил не заморачиваться, вернул мне билет, покосился на моего соседа и посоветовал ему: «Вы уж тут не очень…» После чего закрыл дверь.
А я забралась на верхнюю полку, положила сумку под голову и спокойно проспала почти сутки – до самого Питера.
Северная столица встретила меня ледяным дождем вперемежку со снегом. Я достала сотовый и набрала номер Коваля.
– Серега? Это я. Ну что, готово?
Не тратя времени на лишние разговоры, Коваль продиктовал мне адрес и поинтересовался, нужна ли мне помощь. Я сказала, что, когда будет нужна, Сергей станет первым, кому я об этом скажу, и отключилась.
Вдова Авдюшкина снимала квартиру в центре. Это оказался типично питерский дом – квартира номер четыре располагалась не рядом с третьей и пятой, а в подворотне, и вход в нее был прямо с мостовой. Я позвонила в домофон.
– Кто там? – спросил женский голос.
– Ольга Константиновна, меня зовут Евгения Охотникова. Я приехала из Тарасова. Вы меня помните? Я работала на вашего мужа.
Дверь распахнулась. Я не видела Ольгу Авдюшкину с того самого дня, как лично посадила ее с детишками на самолет, улетающий в Словению. За эти четыре месяца женщина постарела лет на десять. Она стояла, ежась на холодном ветру, и куталась в толстый махровый халат.
– Я могу войти?
Черные глаза, обведенные синими кругами, смотрели на меня со странным выражением, потом вдова посторонилась, пропуская меня в дом.
Авдюшкина остановилась посреди комнаты и уставилась на меня. Губы ее были бледными и искусанными, лак на ногтях облупился, когда-то светлые волосы отросли так, что стали видны черные корни.
– Ольга Константиновна, вы меня не помните?
Что-то дрогнуло в лице женщины, и Авдюшкина хрипло произнесла:
– Ну почему же, Женя. Я прекрасно вас помню. Вы были с Илюшей в тут ночь, когда его убили. Вы должны были его охранять, верно?
– Да, все верно.
Мне было трудно смотреть женщине в глаза, но я не отвела взгляда. Все правильно. Авдюшкин нанял меня для того, чтобы я защищала его жизнь. А я не смогла справиться с возникшей смертельно опасной ситуацией. И то, что клиент утаил от меня важную информацию, дела не меняло. Моя вина…
– Садитесь, Женя! – Ольга указала мне на продавленный диван. – И расскажите, зачем вы приехали.
Я заметила детские игрушки, детали конструктора, рассыпанные по полу.
– Дети сейчас в садике, – пояснила Ольга. – Я устроила их в частный сад. Денег они берут много, но я пока еще не в состоянии целыми днями заниматься детьми.
– Вы давно вернулись из Словении?
– Да почти сразу после гибели Ильи, – в лице вдовы не дрогнул ни один мускул. О смерти мужа она говорила спокойно, как будто это было дело таких давних дней, что она успела примириться с потерей. – Мы приезжали на похороны. А вот вас я там почему-то не видела…
Вдова вопросительно посмотрела на меня.
– Я… Я не могла прийти. Была больна.
В некотором роде это было правдой. До позавчерашней ночи я и не подозревала о существовании бизнесмена Авдюшкина и тем более о его смерти.
– Женя, скажите мне, кто убил Илью? – Глаза вдовы вспыхнули на мгновение. Да, под этим пеплом еще теплится огонь ненависти и желания отомстить.
– Я думала, что вы мне скажете это, – произнесла я. – Разве уголовное дело по факту гибели вашего мужа ничего не дало?
Ольга мрачно усмехнулась:
– Как точно вы обрисовали ситуацию… вот именно, ничего не дало. Илью нашли на рассвете за какими-то складами, на железнодорожных путях. Ему выстрелили в голову, причем с очень близкого расстояния – на виске остался след от ожога. Сначала мне сообщили, что это самоубийство. Но тут уж я не стерпела. Я понимаю, что им ни к чему еще одно не раскрытое дело, как это называется? Висяк? Глухарь? До чего же отвратительный жаргон… Но это было уже слишком. Какое самоубийство?! У нас двое маленьких детей. Илья собирался расширять бизнес, купил землю и даже начал строить там завод. Но ему не давали жить спокойно – компаньоны все время дергали его, требовали денег… Сами они совершенно не разбирались в производстве, Илья жаловался, что они умеют только одно – собирать бабло, как в девяностые, когда они крышевали ларьки и заправки… в общем, я устроила настоящий скандал, заявила, что в самоубийство Ильи не поверит ни один человек из тех, кто его знал… И посоветовала искать убийцу, вместо того чтобы обвинять моего мужа в том, что он убил себя сам.