— Мм, может быть. Только Раума расположена слишком глубоко на территории Ибры, чтобы нанести такой удар. Плохие пути к отступлению, что, впрочем, всадники и сами уже поняли.
— Лорд Эрис тоже отметил это, сообщив, что из трёхсот всадников, покинувших Джокону, вернулось только трое.
Иллвин присвистнул.
— Молодчина Эрис. Хорошенькая новость для Сордсо!
— Только вот они чуть не восполнили все потери, попытавшись увезти меня с собой. Но это вряд ли было частью их изначального плана. У них даже не было карт Шалиона.
— Я давно знаю марча Раумы. Могу представить, какой тёплый приём он устроил джоконцам. Он был одним из наших лучших врагов до тех пор, пока мы все не породнились с Иброй. Замужество вашей дочери сняло огромное давление с западного фланга Порифорса, за что я ей бесконечно благодарен, рейна.
— Рей-консорт Бергон — замечательный мальчик.
Иста не смогла бы оставить без ласкового слова никого, кто был бы очарован её дочерью так же, как молодой муж-ибранец Исель.
— Хотя его папаша был ещё тем кактусом. Засохший, колючий, норовящий ободрать пальцы до крови.
— Что ж, теперь это наш кактус.
— Это верно.
Иста выпрямилась и обеспокоенно вздохнула:
— В конце концов, слухи о том, что благородная леди Джоконского двора дала убежище демону и попыталась магией склонить к измене Шалионскую крепость, подавить не удастся. Я напишу предупредительное письмо главному настоятелю Менедалю в Кардегосс и Канцлеру ди Кэсерилу.
— Хорошая мысль, — неохотно признал он, — но я до сих пор нахожусь в смятении от того, как близко Юмеру подобралась к исполнению намеченного. И ведь не настоятеля Кардегосса притащило за волосы в этот богом забытый край Шалиона. А вас. Более неподходящий отклик на мои молитвы я вряд ли могу представить.
При взгляде на неё уголки его губ смущённо приподнялись.
— В те моменты, когда вы были в ясном уме, вы молились Бастарду?
— Лучше сказать, когда я просыпался. Всё кажется сплошным туманом… вчера? Да, прямо вчера. Да, я молился отчаянно. Это всё, что мне оставалось. Я даже не мог произнести правильные слова вслух. Я выплакивал их сердцем. И обращал их к моему богу, которого оставил, — когда я вырос, я перестал уделять много времени молитвам. Если бы он сказал: Отстань, парень, ты хотел жить сам по себе, так теперь кушай, что сготовил, — я бы счёл, что Он прав. — Он добавил помедленнее: — Но почему вы? Разве что у этого узла корни уходят вглубь, к отцу моего брата и придворной политике Кардегосса.
Эта его внезапная догадка причинила Исте неудобство:
— Да, у меня есть старый, сухой остаток вины перед прежнем лордом ди Льютесом, но к Эрису это никакого отношения не имеет. И нет, Арвол не был моим любовником!
Её горячность заставила Иллвина отпрянуть:
— Я этого не говорил, леди! — Она привела в порядок дыхание:
— Не говорили. Это леди Каттилара считает эти старые бредни романтической сказкой, да пощадят меня боги. А Эрис, судя по всему, делает из меня свою эдакую духовную мачеху.
К её вящему удивлению, Иллвин фыркнул:
— Этого ему бы очень хотелось.
Ласково-сердитый кивок едва ли пролил свет на то, как истолковать это загадочное замечание.
Она довольно колко заметила:
— До тех пор, пока я не услышала, как вы двое разговариваете друг с другом, я уже практически склонилась к решению, что ревнивец-убийца — вы. Презренный незаконнорождённый брат, без отца, без титула, имущества, доведённый до крайности последней утратой.
В его сухом полусмешке не чувствовалось обиды:
— Мне приходилось сталкиваться с такими заблуждениями и раньше. Но верно как раз обратное. Это у меня всю жизнь был отец. А у Эриса была мечта. Мой отец взял на себя практическую сторону воспитания нас обоих, и он старался быть хорошим отцом и для Эриса, хотя это удавалось ему только благодаря дополнительным усилиям. Его же любовь ко мне не знала преград. Но Эрис никогда не ревновал и не обижался, потому что однажды всё должно было измениться. Однажды его великий отец призовёт его ко двору. Туда, где он очень могуществен. Это случится тогда, когда сын станет достаточно хорош для этого, станет искусен во владении мечом, конём, превратится в прекрасного офицера. Блистательный лорд ди Льютес посадит его по правую руку от себя, представит своей богатой свите и скажет влиятельным друзьям: Смотрите, вот мой сын, разве он не хорош? Эрис никогда не носил свою лучшую одежду; она была уложена в сундуки, подготовлена к путешествию. К тому времени, когда отец позовёт его. На сборы Эрису понадобилось бы не больше часа. А потом ди Льютес умер, и… мечта так и осталась мечтой.
Иста печально покачала головой:
— Все те пять лет, что я знала его, Арвол ди Льютес едва ли упоминал Эриса. И никогда не говорил о вас. Если бы он не погиб в подземельях Загара той ночью… приглашение ко двору могло так и не прийти, мне кажется.
— Когда я вспоминаю об этом, мне тоже так начинает казаться. Умоляю вас, только не говорите это Эрису.
— Я вообще не знаю, что ему говорить.
У меня есть свои страхи. И как бы то ни было, лучше не откладывать их в долгий ящик.
— У меня… Моим отцом был живой человек, — продолжил Иллвин. — Строгий, когда нужно: как мы ругались, когда я был моложе! Я так рад, что он дожил до времени, когда мы оба стали взрослыми мужчинами. Здесь, в Порифорсе, мы заботились о нём, когда его разбил паралич: увы, не очень долго. Тогда мне хотелось думать, что он ушёл, чтобы присмотреть там за нашей матерью, потому что несколько раз мы видели, как он ищет её. — Его глубокий голос дрогнул. — К тому времени прошло двадцать лет со дня её смерти. Жизнь так непрочно держалась в нём, что его смерть в сезон Отца не показалась горькой. Я держал его за руку до последней секунды. Ладонь была прохладная, сухая, почти прозрачная. Пятеро богов, к чему это я? Так вы заставите меня болтать без умолку. — Ты уже болтаешь, подумала она; но заметив, что он старательно подавил подозрение, мелькнувшее в его глазах, она тоже сделала вид, что не заметила этого. — Вот как я был бастардом. — Он помолчал и взглянул на неё. — А вы, та кто утверждает, что видела их в лицо, верите, что боги соединяют нас с теми, кого мы любили? Тогда, когда наши души взмывают ввысь?
— Не знаю, — Иста сама удивилась прямоте своего ответа. О ком он думает? Об Эрисе в будущем или о старом сьере ди Арбаносе? — Наверное, я не любила никого настолько, чтобы знать. Думаю… это не пустая надежда.
— Хм.
Она отвела взгляд от его лица, чувствуя, как этот задумчивый изгиб бровей незваным гостем вторгается ей в душу. На глаза ей попался Горам, который снова покачивался из стороны в сторону, сцепив руки. Внешне обычный седой, стареющий слуга. Внутренне… обнажённое, ободранное существо, выжженное, словно деревня, разорённая отступающими войсками.