Но старый Корф не успел еще и глотка сделать, как вошедший слуга объявил, что его срочно желает видеть господин Забалуев.
— Проси, — разрешил барон, весьма удивленный этим обстоятельством.
— Приветствую вас, сосед! — бодро сказал Забалуев, входя в библиотеку.
— Рад видеть вас, — кивнул Корф. — И простите, что принимаю по-домашнему, в халате, ибо не был о вашем визите заранее предупрежден. Присаживайтесь. Выпьете бренди?
— Благодарю, но я пью только вино!
— А я — только бренди! Впрочем, вино у меня тоже есть. Я попрошу, чтобы вам налили.
— Не стоит беспокойства. Я с удовольствием сделаю это сам, по-домашнему, — Забалуев взял со столика графинчик и принялся с интересом рассматривать его. — Прекрасная вещь и, наверное, дорогая?
— А вы прозвоните, слышите, звук? Это баварское стекло, рецепт изготовления которого утерян! Подарок покойного государя Александра Павловича!
— Позволю себе сделать предположение, что этот графин вы получили в знак восхищения перед вашими военными заслугами? И я, признаться, тоже бивал французишек! Помню, один против семерых схватился в горящем доме. Повезло, что трех упавшей балкой придавило! Но четверо были… Хорошо, что отделался легкой контузией. Простите, воспоминания нахлынули! Но какие были времена. Мы были молоды и храбры…
— И наивны — мы думали, что бессмертны.
— Мы, может быть, и не бессмертны, но и сейчас еще — о-го-го! — Забалуев поднял фужер с вином и, показав — за вас! — выпил его содержимое в один глоток.
— Должен признаться, что удивлен и вместе с тем обрадован вашим приходом, — кивнул ему Корф. — Я предполагал пригласить вас к себе, но через день-другой.
— Боюсь, что я знаю для чего. Княгиня Долгорукая утверждает, что вы не выплатили долг ее мужу…
— А вы действительно прекрасно осведомлены и, кажется, уже успели составить свое мнение.
— Посудите сами, Иван Иванович! Вы говорите одно, княгиня утверждает обратное, но единственным в этой истории документом владеет именно она. Мария Алексеевна предъявила мне вашу расписку, где вы собственноручно соглашаетесь оставить свое имение в качестве уплаты долга в случае его невозврата в означенные сроки. И, если вы не найдете письменного доказательства осуществленной выплаты, то ваше имение по договору переходит в собственность княгини. А она требует, чтобы вы покинули дом к концу этой недели!
— Сударь, у меня был документ, подтверждающий мои слова, но его выкрали!
— Я сожалею о потере документа, Иван Иванович. Однако поймите и вы меня. Я при ваших разговорах с князем не присутствовал, равно как и Мария Алексеевна. Но документы для того и придуманы, чтобы… Нет-нет, я понимаю, можно верить людям и на слово. Но в данном случае закон всецело на стороне Марии Алексеевны, а она хочет видеть документы, подтверждающие вашу правоту. Только и всего.
— Андрей Платонович, я же вам сказал — документ украден.
— Я, конечно, могу переговорить с княгиней, но есть обстоятельства, которые в какой-то степени препятствуют моей полной объективности в этом вопросе. Вы, должно быть, слышали, о нашей с Елизаветой Петровной помолвке? Признаюсь вам откровенно — княгиня намерена включить ваше поместье в приданое дочери.
— Что ж, поскольку вы — лицо заинтересованное, я полагаю, следует поручить посредничество в нашей тяжбе кому-то другому, — твердо сказал барон, давая понять, что разговор на этом окончен.
— Иван Иванович, я, однако, советую вам не терять времени попусту. Ведь у вас нет никаких доказательств того, что вы с покойным князем рассчитались. Другой посредник, боюсь, придет к тому же выводу, что и я.
— Я найду эти доказательства, или, по крайней мере, представлю свидетелей! И тогда вам придется переосмыслить ваши выводы. Будьте здесь завтра до полудня.
Забалуев пожал плечами и откланялся. Барон тут же позвонил в колокольчик и велел слуге позвать к нему управляющего. Карл Модестович пришел немедленно. На лице его застыло выражение несправедливой обиженности, и весь его облик словно говорил — предстаю перед вами, чист и невинен, аки агнец, и, за что был бит и унижен, мне неведомо. Барон сделал вид, что личину эту не заметил, и сразу приступил к делу.
— Я хотел бы знать, Карл Модестович, готовы ли вы искупить свою вину и вернуть себе мое расположение?
— Мечтаю, господин барон, — надменно кивнул управляющий.
— В таком случае я буду рад предоставить вам эту возможность.
— И что я должен сделать?
— Ты был свидетелем при подписании документа, подтверждающего выплату мною долга князю Долгорукому. Помнишь?
— Да, помню. Присутствовал.
— Поклянешься ли в том перед княгиней и Андреем Платоновичем Забалуевым?
— Вы обвинили меня в краже этого самого документа. А теперь хотите, чтобы я свидетельствовал в вашу пользу? Не странно ли это?
— Ты можешь доказать свою невиновность, а я перестану подозревать тебя в воровстве. И, если после всего ты пожелаешь уйти, то я выплачу тебе достаточное выходное пособие и напишу наилучшие рекомендации.
— Что же, — после некоторого раздумья сказал Шуллер. — Княгиня Мария Алексеевна думает, что все ее будут слушаться только потому, что она так желает. Но я честный человек, поверьте! И несправедливости не допущу.
— Вот и славно, а теперь ступай.
— На конюшню?
— Отправь кого-нибудь за доктором Штерном. Мне необходимо срочно переговорить с ним, — барон махнул рукой, отпуская управляющего, и тот удалился, затаив в усах недобрую улыбку.
Вот теперь-то они у меня все попляшут! — думал Карл Модестович. Долгорукая сама мне все денежки привезет, на коленях ползать будет — умолять, чтобы свидетелем не шел. Ишь, как оно — стал барону нужен, и про наказание тут же забылось. Карл Модестович — то, Карл Модестович — это! Без него — как без рук. Будет все по-моему! Будут у меня деньги!..
А Забалуев тем временем велел гнать к Долгорукой. Княгиня с дочерьми сидела в столовой и собирала приданое.
— Простых салфеток — пятьдесят восемь, вышитых — тридцать две, — считала Соня.
— Ножей серебряных — сорок восемь, а вилок с позолотою — сорок пять, — в тон ей без выражения говорила печальная Лиза.
— Куда же три вилки подевались? Никак, у нас домашний вор завелся. Глаз да глаз нужен во всем, особенно за Танькой за твоей!
— Маменька, Татьяна — честная девушка, она ни за что чужого не возьмет.
— Выйдешь за Андрея Платоновича, станешь хозяйкой в своем поместье — вот там сама и будешь про честность слуг рассуждать… Андрей Платонович?! Какими судьбами! Не случилось ли чего?
— Мне надо поговорить с вами, Мария Алексеевна. С глазу на глаз.
— Разговоры мне сейчас, конечно некстати — сами видите, к свадьбе готовимся. Но если дело серьезное… Или умер кто? — с понятной надеждой спросила Долгорукая.