Поначалу Татьяна думала, что она делает это специально, но потом поняла — нет, просто барышня привыкла так жить. Наташа представлялась ей домашней любимицей, избалованной родителями и няньками и с удовольствием игравшей в замечательную игру про жениха и невесту. Она, похоже, распоряжалась Андреем, как своей куклой, и — что самое страшное! — Андрей и не выказывал никакого недовольства своей ролью. А уж с каким азартом во все это окунулись остальные домочадцы Долгоруких — и того понятней.
И однажды Татьяне стало до того тоскливо и муторно, что она решила — пришло время избавиться от своей несчастной любви. Она кинулась искать Сычиху — та непременно дала бы ей каких-нибудь отворотных снадобий, но ее и след простыл — избушка стояла пустая и холодная. Может, Варвара знает, где Сычиха, подумала Татьяна и отправилась к Корфам.
По дороге ей несколько раз становилось плохо — Татьяну шатало, и деревья вокруг плыли у нее перед глазами. Про себя Татьяна несколько раз недобрым словом помянула жизнерадостную Наташу — та своей прытью кого угодно могла извести, уж такая барышня непоседливая. А командовать любит не меньше самой Долгорукой. Вот уж точно была бы сапогу пара, — усмехнулась Татьяна.
— Что это с тобой, Танечка? — заботливо спросила Варвара, когда Татьяна добралась до имения Корфов. — Да ты сядь, сядь, на тебе лица нет! Ты уж извини, что без рук я — видишь, рыбу разделываю.
Варвара для пущей убедительности вытянула перед Татьяной ладони, остро пахнувшие свежей рыбой, и Татьяна беззвучно рухнула на пол.
— Боженьки мои! — вскричала Варвара и бросилась отмывать руки.
Наскоро счесав чешую, она тщательно вытерла их сухим полотенцем и уже только тогда принялась поднимать Татьяну. Варвара подтащила ее к буфету и прислонила спиною к дверцам, потом достала из соседнего стола склянку с нашатырем и быстрым движением пронесла сосуд близ Татьяниного лица. Через мгновение Татьяна застонала — ресницы дрогнули, на скулах появились признаки румянца.
— Ты, девка, меня так больше не пугай, — покачала головой Варвара, когда Татьяна открыла глаза, — , стара я уже стала для таких фокусов.
Варвара еще раз дала Татьяне нюхнуть нашатыря и убрала пузырек. Потом подала ей руку и велела: «Обопрись-ка, да поднимайся, нечего тебе в твоем положении на полу рассиживаться, сама знаешь, по полу всегда холод идет».
— О чем ты, Варвара? — не поняла Татьяна, присев на стул в другом углу кухни, подальше от разделочного стола — от одного взгляда на источавшую ароматы рыбу ее опять было в сторону повело.
— Ты вот что, — с сочувствием глядя на нее, сказала Варвара, — в обморок падать прекрати, а я сейчас вернусь.
Господи, расстроилась Татьяна, до чего же я слаба стала — привычный, вроде, путь прошла, а утомилась, точно весь день на поле пропахалась. Довела меня кручина, нет уже ни сил, ни терпения.
— На-ка, выпей, тебе сейчас самое то, — Варвара подала ей кружку холодного молока — только что из погреба, кувшин даже запотел.
— Спасибо, Варя, — кивнула Татьяна и отпила из кружки — прохладная жидкость успокоила и отрезвила, — уж и не знаю, как тебя благодарить. Ты прости, что пришлось тебя беспокоить. Не думала, что вот так запросто развалиться могу.
— Да ты особенно не извиняйся, — сочувственно сказала Варвара, — в твоем положении — обычное дело в обморок падать. Когда ждешь-то?
— Чего? — растерялась Татьяна.
— Не чего — кого, — улыбнулась Варвара и добавила, — ты пей, пей, а то опять, того и гляди, упадешь, а мне ужин готовить надо. Суп из сазана подавать велено.
— Не пойму я тебя что-то, Варвара, — нахмурилась Татьяна.
— А чего тут понимать! — весело сказала та, вспарывая очередной рыбине брюхо, — Татьяна поморщилась, но молоко свое дело сделало — ее не повело, и приступа тошноты как не бывало. — Меня, девонька, не проведешь! Я не первый год на свете живу и в таких делах не ошибаюсь.
— Господи, да можешь же ты прямо говорить! — всплеснула руками Татьяна. — Чего ты хочешь-то от меня?
— Ждешь ты, девка, малого ждешь, ясно, как божий день!
Татьяна побледнела и поставила кружку на стол.
— Да ты что, Варя! — воскликнула она. — Думай, что говоришь-то!
— А ты мне зубы не заговаривай, — покачала головой Варвара, — я и без тебя вижу, что к лету родишь.
— К лету? — вздрогнула Татьяна.
— Ничего, ничего, не робей — не ты первая, не ты последняя. Отец-то кто? Из ваших? Чего стыдишься-то? Дело житейское. Или… — Варвара пристально посмотрела на окаменевшую от известия Татьяну. — Не темни со мной — барин это?
— Ой, Варвара, — тоненько так всхлипнула она, — и не спрашивай, не могу я сказать.
— А и говорить ни к чему — сама догадалась. Значит, барин. Андрей Петрович.
Татьяна помотала головой и затихла.
— Сычиху-то зачем искала? — Варвара с подозрением посмотрела на Татьяну. — Если что дурное удумала — своими руками удушу.
— Что ты, Варя, — испугалась Татьяна. — Я зелья отворотного попросить хотела. Бросил меня Андрей Петрович, совсем бросил.
— Вона как! — нахмурилась Варвара и на время оставила чистить рыбу. — А мне сказывали, будто благороднее его на всем белом свете нет.
— Так оно и есть, Варя, — сквозь слезы прошептала Татьяна.
— Был бы благородным, помог бы тебе — вольную дал, о ребеночке заботился.
— Так ведь не знает он, я и сама-то от тебя сейчас узнала.
— Дура ты, Танька, — Варвара озабоченно посмотрела на нее, — делать-то что собираешься?
— Не знаю я, Варя! — вдруг вскричала Татьяна и зарыдала во весь голос — Варвара испугалась и кинулась ее утешать.
— Ты погоди, погоди, не бейся! Мы что-нибудь придумаем. Барин-то где?
— В столицу уехал, Лизу из беды выручать.
— Вот видишь, ее выручит — о тебе подумает.
— Да куда ему — женится он, Варя! Все сейчас к свадьбе готовятся — не до меня здесь, — безысходно махнула рукой Татьяна. — Пойду я. Нет у меня никакой надежды, и жизни не будет.
— А ну-ка постой, — преградила ей дорогу Варвара. — Не нравится мне твое настроение, девка. Ох, не нравится!
— Да каким же ему быть? — воскликнула Татьяна. — Не хочу я этого ребенка. Андрей Петрович меня больше не любит и ребенка моего не полюбит. А без любви так лучше не родиться на свет.
— А ты что — князя в мужья захотела? Избаловали тебя хозяева. Живешь, как у Христа за пазухой, а места своего не знаешь.
— Вот спасибо тебе, — с обидой сказала Татьяна. — Утешила!
— Выгоды ты своей не понимаешь — тебя же в доме как родную почитают. Князь Петр Михайлович — тоже хороший человек. Не дадут пропасть ребеночку — и воспитание дадут, и хорошим манерам обучат.
— Да на что холопу манеры!