— Значит, так теперь любят в благородных семействах? Или это такая традиция в доме Долгоруких? — зло спросила Наташа, памятуя рассказанную ей Соней историю воскрешения князя Петра. — А не ты ли говорил мне, что любишь меня и только меня?
— Но я действительно люблю тебя! — вскричал Андрей.
— И это любовь ко мне толкнула тебя в постель к крепостной?
— Поверь, я всю жизнь буду жалеть о той боли, которую причинил тебе. Прошу, прости меня.
— Боже мой, — схватилась за голову Наташа, — как же ты горячился, когда увидел мой поцелуй с цесаревичем? А сам в это время преспокойно развлекался с Татьяной.
— Я не понимал, что делаю. Это было помутнение рассудка. Наваждение.
— И теперь ребенок всю жизнь будет напоминать тебе об этом. Ты оскорбил не только меня, но и Татьяну.
— Я знаю, что заслуживаю твоих упреков и презрения. Я вел себя как лицемерный лгун. Но в одном я был честен перед тобой — я всегда любил и люблю только тебя.
— А Татьяну ты, значит, не любишь? — усмехнулась Наташа и вдруг взорвалась:
— Да как ты смеешь говорить со мной о любви? Сомневаюсь, что тебе вообще известно, что это такое!
— Наташа…
— А то я наблюдала за вашими нежностями, и мне даже в голову не могло прийти, что между вами что-то есть. Господи, какая же я была дура! Воистину говорят — любовь делает человека слепым. Но теперь я поняла — ты черствый и жестокий, ты вообще не способен любить.
— Наташа, постой, постой! — Андрей попытался взять ее руки в свои, но она оттолкнула его. — Остановись, наше чувство друг к другу — настоящее, а его невозможно так быстро разрушить!
— Если бы ты дорожил нашими чувствами, ты никогда бы не совершил такую подлость, — лицо и голос Наташи пылали гневом.
— Дорогая, позволь мне доказать, что я люблю тебя, — взмолился Андрей. — Я не хочу тебя терять, я не мыслю своей жизни без тебя.
— Нет, Андрей, — Наташа вдруг остыла и покачала головой. — Я не смогу простить тебя.
— Наташа! — Андрей, казалось, был в крайнем отчаянии. — Я прошу тебя!
— Нет, Андрюша… — Наташа посмотрела на него пустым и потухшим взглядом. — Все кончено. Мы должны расстаться…
На этот раз дорога из Петербурга в Двугорское показалась Анне волшебно прекрасной и бесконечно приятной. Убаюканная мерным покачиванием кареты, она незаметно для себя уснула на плече у Корфа, и он вынужден был просидеть весь путь неподвижно и трепетно, сохраняя осанку. Владимир мужественно переносил это неудобство, ибо не считал его таковым. Он, как и Анна, был счастлив — они возвращались домой, вдвоем, и судьба, казалось, благоволила к ним. Позади был суетный и неверный придворный Петербург, страдания и ошибки, впереди — новая жизнь, в которой им суждено пройти рука об руку.
— Вы не устали? — с нежностью спросил Корф, когда Анна проснулась от внезапно наступившей тишины — карета въехала на двор ее родного имения и остановилась у крыльца.
— Как я могла устать, — улыбнулась Анна, выходя из кареты и подавая Корфу руку, — я всю дорогу проспала у вас на плече. Господи, как же хорошо дома!
— Без вас дом — не дом, — ласково сказал Корф и обхватил ее талию, чтобы поставить на землю, — Анна, как пушинка, взлетела в его сильных руках, — с приездом, Анечка!
— Все это так удивительно, — прошептала она, смущаясь и краснея под его взглядом.
— Даже не верится, что мы наконец вдвоем, — Корф обнял ее и повел за собой к дому. — Мы будем вставать рано-рано на рассвете и подолгу гулять в саду. Вы помните, как здесь хорошо по утрам? Я так люблю эти рассветы, когда сначала желтеют верхушки сосен, потом солнечный свет начинает скользить по полю и постепенно озаряет все вокруг.
— И все заблестит от снежного серебра, — кивнула Анна.
Никита, только что составивший с задка кареты хозяйские саквояжи и сундук с театральными платьями Анны, посмотрел на них пронзительно и мрачно. Он уже давно понял, что сказочный принц Анны — Владимир Корф, и от этого ему сделалось невыносимо больно. Анна даже взгляда не бросила в его сторону, словно его и не существовало. Да и что сказать — конюх, он и есть конюх.
Зато Полина, в наказание за свои проказы просидевшая весь путь с ним на облучке и до смерти, уставшая от мороза и тряски, не смогла удержаться от выражения своих чувств. Она с удовольствием и сочно плюнула вслед влюбленной парочке и еще поддела Никиту обидными замечаниями, обозвав евнухом, который только смотрит, а сделать не может ничего.
Но войти в дом Корф с Анной не успели — едва они поднялись на крыльцо, во двор въехала цыганская кибитка, и, когда она остановилась, из нее выбрался цесаревич — он нес на руках окровавленное тело бездыханной красивой молодой женщины.
— Ольга! — с ужасом в голосе воскликнул Корф.
— Помогите мне, — попросил Александр — он был взволнован и тяжело дышал.
— Никита, живо, освободи проход, — велел Корф, пропуская Александра в дом.
Цесаревич внес тело Ольги в гостиную и попросил удалить слуг — Корф махнул рукой, и они остались одни — Александр, Корф и Анна.
— Утешение, сочувствие — все это настолько глупо и беспомощно сейчас, — Анна соболезнующе тронула Александра за плечо. — Но знайте — мы с Владимиром рядом и оставим Вас только в том случае, если Вы сами этого захотите.
— Ах, как это патетично! — насмешливо сказала Ольга, поднимаясь с дивана, куда ее осторожно положил Александр. — Но вы слишком рано радуетесь, я еще не умерла.
Анна с ужасом посмотрела на нее и покачнулась. Александр тотчас же бросился к ней и поддержал под руки.
— Вы очень любезны, ваше высочество, — Анна с благодарностью взглянула на цесаревича.
— Послушайте! — Корф тоже, наконец, пришел в себя. — Что, черт возьми, здесь происходит?
— Я же просил тебя! — с раздражением воскликнул Александр, видя, как изменились лица Анны и Корфа. — Посмотри, что ты натворила. Мы, кажется, договорились, что сначала я должен предупредить своих друзей.
— Прости, — высокомерно заявила Ольга, поудобнее усаживаясь на диване, закинув ногу на ногу. — Но я просто выхожу из себя, когда вижу, как к тебе прикасаются другие женщины.
— Твой игривый тон не уместен, — оборвал ее Александр. — Изволь проявлять побольше уважения к людям, которые, быть может, единственные готовы оказать нам приют.
— Что это? — с недоумением спросила Анна, видя, как Ольга достает из-под камзола пажа какой-то кровавый сверток.
— Это? — с театральным пафосом повторила Ольга. — Это мое пронзенное сердце.
— Госпожа Калиновская, — с негодованием воскликнул Корф, — ваши выдумки с каждым разом становятся все изощреннее.
— К сожалению, мой дорогой барон, на этот раз вы не угадали, — Александр с легким поклоном кивнул Корфу. — Эту хитрость придумал я. А помогла мне одна цыганка из табора, Рада. Она наполнила овечий пузырь кровью животного, а Ольга привязала этот сюрприз к себе.