— Мне нечего бояться! — отмахнулся Корф. — А что касается рук — то я был бы несказанно рад, если бы это всегда делала ты и держала меня в своих руках крепко-крепко, и никогда не отпускала от себя…
Владимир еще раз поцеловал Анну на прощание и с легким сердцем отправился к Долгоруким.
Дорогой он не раз думал об Анне — это счастье в глубине души все еще казалось ему невозможным. Он ждал, он жаждал его, но не мог поверить, что испытания закончились, и они сумеют, наконец, соединить свои сердца и жизни перед Богом и людьми. Владимир не просто стремился обладать Анной — она была необыкновенной девушкой, и ее любовь могла стать для него настоящим искуплением грехов и всех нелепостей прошедших лет.
Эта любовь подарила ему совершенно новые ощущения. Еще никогда прежде его закаленная в боях и военных походах душа не испытывала одновременно столько нежности и света, который, похоже, уже почти безнадежно догорал в самых недоступных тайниках его сердца и вдруг разгорелся — сильно, пылко, и сейчас казался ему божественным и неугасимым.
Вероятно, именно так представлял себе их будущее отец и поэтому все время пытался объяснить Владимиру, что рядом с ним в доме живет удивительное существо, способное вернуть ему утраченные мечты и чувства. И не к этому ли готовил отец Анну, совершенствуя ее в искусствах, и сознательно отдаляя от них обоих тот миг любовного единения, который должен был стать выстраданным ими и в апогее принести им неповторимые ощущения и неземное блаженство?!
Отец, казалось, предугадал их предназначение друг другу. А он, по глупости лет и мальчишеским амбициям, едва не прошел мимо своего счастья. Владимир грустно, но светло улыбнулся, вспоминая, как негодовал, обижаясь на предпочтение, которое, как ему представлялось, отец оказывал Анне во всем. В действительности же отец вкладывал в нее всю ту родительскую любовь, от которой Владимир по неразумию отказался, в надежде, что однажды Анна всю ее отдаст в его руки, вдохнет в его душу, заполнит ею его сердце.
И вот это свершилось! Ты можешь быть доволен, отец, думал про себя Владимир, твой замысел воплотился — любовь Анны перевернула все в моей душе, заставила сердце биться сильнее и стать горячим. Жизнь моя озарилась светом этой любви и научила видеть лучшие стороны всего сущего на Земле и терпеливо, со смирением ждать прекрасного.
Я обещаю, едва слышно шептал одними губами Владимир, приближаясь к имению Долгоруких, что запомню и сохраню в себе эту любовь, и она поведет меня дальше, и откроет мне неизведанные берега и невозможные дали. И я не позволю ей уйти или разбиться, и преклоню свою гордыню перед ней…
— Вы решили принять мое предложение? — князь Петр с недоверием и явной надеждой посмотрел на Корфа, решительно входящего в его кабинет.
— Я приехал, чтобы обсудить с вами мое собственное, — задиристо ответствовал Корф, напоминавший сейчас самоуверенного и отчаянного подростка.
— Скажите, Владимир, — покачал головой князь Петр, — благоразумие вам вообще не свойственно или вы так глубоко скрываете его, что догадаться об этом не представляется возможным?
— Наоборот, — лихо отбил удар Корф. — Сегодня я разумен, как никогда, и вы сразу поймете это, если соблаговолите выслушать предложение, с которым ваш покорный слуга явился к вам.
— Так говорите же, — с некоторым раздражением бросил князь Петр. — Дело, что мы обсуждали с вами вчера, — серьезное и не терпит отлагательств. А посему довольно политесов и самовосхвалений.
— Похоже, долгое отсутствие среди живых сделало вас мизантропом, — едко сказал Корф, чувствуя, что его благодушие начинает потихоньку испаряться.
— Вы намерены говорить или будете продолжать упражняться в изящной словесности? — нахмурился князь Петр.
— Хорошо, — кивнул ему Корф, — как скажете… Итак, вы требуете немедленного замужества для своей дочери, я говорю о Елизавете Петровне. А я, в свою очередь, прошу вас отозвать свое требование ради другой вашей дочери, которой я намерен подписать вольную в случае, если мы договоримся.
— О чем вы? — смутился князь Петр.
— О Полине. Или Анастасии, если вам так угодно ее называть, — с легким поклоном ответил Корф.
— Откуда вам это известно? — побледнел князь Петр.
— Ваша супруга явилась ко мне с просьбой увезти вашу предполагаемую дочь и продать ее подальше от этих мест, — объяснил Корф.
— Маша?! — князь Петр выглядел растерянным. Новость застигла его врасплох. — Как она могла?..
— Да неужели подобные поступки княгини вам в удивление? — улыбнулся Корф, не заметив, как недобро сверкнули глаза князя. — Но я бы не хотел обсуждать сейчас с вами эту надоевшую всем тему. Я прошу вас немедленно обсудить мое предложение и покончить со всеми недоразумениями, что существуют между нами и нашими семьями.
— Вы шантажируете меня? — с тихой угрозой спросил князь Петр.
— Долг платежом красен, — пожал плечами Корф. — Однако я не держу на вас зла за свое разрушенное счастье и готов идти вам навстречу. Давайте договоримся, и сегодня же Полина переедет к вам.
— Я не веду переговоров с бесчестными людьми! — вскричал князь Петр.
— Боже! — вслед за ним повысил тон и Владимир. — До каких пор я буду терпеть оскорбления и не пытаться ответить ни них?!
— Вам не нравится отзыв, который я дал вам? — не унимался князь Петр. — А как иначе я могу назвать того, кто предлагает мне купить честь одной моей дочери, заплатив за свободу другой?
— Я не торгую детьми! — сорвался Корф. — Я прошу вас подумать о счастье своих дочерей и оставить меня в покое. Раз и навсегда!
— Видел бы Иван, до чего докатился его сын — дуэлянт, насильник, шантажист! — патетически вознес руки к небу князь Петр.
— Я?! — побелел Владимир, и кровь ударила ему в голову. — Вы не желаете мира? Что ж, я отвечу на вызов… Обещаю — вы не получите ничего! На Лизе хоть сами женитесь! А Полина… Пожалуй, я приму совет вашей женушки и отправлю ее к чертям подальше, так что и следов не найдете!
— Вы — негодяй, Владимир! — князь Петр сжал кулаки.
— Я — всего лишь зеркало, — холодно сказал Корф. — Внимательно посмотритесь в него, что вы там видите, князь? Прощайте и после полудни можете слать ко мне секунданта.
— Постойте, — вдруг спохватился князь Петр, — постойте, Владимир, не горячитесь! Кажется, я совершенно потерял голову, не уходите! Давайте успокоимся и попробуем еще раз начать этот разговор.
— К чему? — сухо спросил Корф.
— Я даже не знаю, что на меня нашло, — принялся оправдываться князь Петр. — Я прошу вас: не делайте того, что обещали. Моя душа и так разрывается на части. Но Настя… Это тот грех, который я должен искупить. Я не могу подвергать девочку еще большим мучениям, чем ей довелось испытать.
— Так за чем же дело встало? — недоверчиво повернулся к нему Корф, все это время через плечо слушавший откровения Долгорукого.