— Ваше высокопревосходительство, — вздрогнул Забалуев, войдя в гостиную — ему сразу стало неловко за пыль и ветхость, царившие в доме.
— Я не привидение, Андрей Платонович, — улыбнулся Бенкендорф, — хотя, судя по всему, у вас здесь даже привидениям нечем поживиться.
— Увы, так вот и живем в нашей глуши, — развел руками Забалуев, пытаясь сообразить, как Бенкендорф оказался в его доме.
— Не советую тратить на это время, — догадался о причинах его раздумий Бенкендорф. — Уж вы-то должны понимать, что еще не придумана та дверь, в которую я затруднился бы войти.
— Подозреваю, однако, что это касается не только дверей, но и голов, — только и мог сказать Забалуев.
— На том стоим, — самодовольно согласился Бенкендорф, — но я не за тем приехал к вам, чтобы демонстрировать сеанс чтения мыслей на расстоянии.
— Слушаю вас, Александр Христофорович, — с почтением поклонился ему Забалуев.
— Полагаю, с бароном Корфом Вы знакомы, бываете у него? — Бенкендорф пристально посмотрел на него. — Забалуев кивнул. — Советую бывать у него чаще. А лучше — подружиться. И не только с ним, а его гостем — в имении барона намерен поселиться наследник.
— Чей наследник? — не сразу понял Забалуев и вздрогнул — до него дошло. — Как? Сам? Каким образом? Почему?
— Я был бы рад, Андрей Платонович, — нахмурился Бенкендорф, — чтобы вы задавали как можно меньше вопросов, а как можно чаще бывали бы у Корфа и как можно больше слушали и запоминали, и немедленно обо всем докладывали мне. Лично.
— Слушаюсь, — поклонился Забалуев.
— И еще, — Бенкендорф прищелкнул пальцами, — постарайтесь войти в доверие к наследнику и следить за каждым его шагом. Если с ним, по вашему недосмотру, что-нибудь случится, то ваша свобода — а вы, надеюсь, помните, чем обязаны мне, — легко превратится в несвободу.
— Александр Христофорович, не извольте сомневаться. Все будет исполнено в лучшем виде, — пообещал Забалуев.
Попрощавшись со своим агентом, Бенкендорф велел ехать обратно. У въезда в город полицейские оставили их, и карета графа заспешила в столицу…
* * *
Выслушав отчет Бенкендорфа и брезгливо поморщившись на протянутый ему платок с еще влажной кровью Ольги, Николай погрузился в задумчивость. Пожалуй, шеф жандармов прав: пытаться сейчас силой увезти Александра из Двугорского могло означать только одно — он вспылит и никогда больше не простит этого. Но и оставлять там наследника без присмотра…
— На вашего человека в Двугорском можно положиться, Александр Христофорович? Он сможет войти в доверие к Корфу?
— Вполне, — кивнул Бенкендорф, — но, если у Вашего величества есть еще какие-то соображения на этот счет…
— Пожалуй — да, — Николай вздохнул, — я слышал, что князь Репнин просил аудиенции у государыни?
— Так точно, — подтвердил Бенкендорф, — он сопровождает князя Андрея и княжну Елизавету Долгоруких.
—. Найдите мне его, — приказал Николай, — никто так лучше не подойдет для роли шпиона, как близкий друг подозреваемого. Приведите ко мне Репнина. Немедленно. Я хочу дать ему поручение.
— Здравствуй, Варвара, — тихим и печальным голосом сказала женщина, входя на кухню в имении Корфов.
— Марфа? — не сразу признала Варвара и бросилась помогать нежданной гостье — вошедшая женщина едва держалась на ногах: тканный цветами платок лежал по плечам, русые с проседью пряди волос падали на лоб, глаза болезненно блестели, а в движениях чувствовалась смертельная усталость. — Присядь, присядь, милая!
Марфа с благодарностью кивнула и села на стул у стены, откинулась на спинку и закрыла глаза. Варвара заохала и заметалась по кухне, бросившись наливать ей свежего кипяточку в большую керамическую чашку, привезенную ей Никитой с какой-то ярмарки.
— Вот выпей, выпей, — Варвара подала Марфе чай и предложила, — а, может, тебе покрепче чего? Глотнешь стопочку — вмиг и полегчает.
— Мне согреться надо, Варвара, — отказалась Марфа, — легче мне уже никогда не будет. А только хуже и хуже на сердце с каждым днем.
— Это ж сколько мы не виделись? — вздохнула Варвара. — Почитай, как освободил тебя Иван Иванович, не была ты у нас.
— Кончилась моя свобода, Варя, — прошептала Марфа. — И на что она мне теперь? Ушел от меня Петя, вернулся в семью. И осталась я одна-одинешенька.
— А сюда чего заглянула? Прошлое вспомнилось?
— Нет, хотела у тебя спросить — давно ли ты Сычиху видала. В избушке ее в лесу пусто, как будто выстыло все.
— Ай и не знаешь ты? — всплеснула руками Варвара. — Барин-то наш молодой, Владимир Иванович, обвинил ее в убийстве какого-то цыгана и арестовал. В тюрьме она сидит.
— Слушай ты ее, Марфа, — раздался от двери голос Модестовича. — Она расскажет! Что ты знаешь, кухарка, кроме своей печи? Сбежала ваша ведьма — исправника заколдовала и исчезла. По сию пору найти не могут. Здравствуй, однако, Марфа. Или не узнаешь?
— Как тебя, рыжего, не узнать, — горестно усмехнулась Марфа. — А чего же не уехали еще домой, Карл Модестович? Или не все деньги у барина выманили?
— И ты туда же! — воскликнул Модестович, подходя ближе. — Красивая ведь баба, откуда такая язва в тебе?
— А ты обо мне, как о товаре, не рассуждай — я давно вольная, и перед тобой ответа не держу.
— Зря ты так, — покачал головой Модестович, — глядишь, еще и я сгодился бы тебе на что. Ты же у нас теперь одна, некому тебя защитить и приласкать…
— Ты вот заместо того, чтобы клинья бить, — прервала его Варвара, — объяснил лучше нам — что это за чудо такое помогло Сычихе?
— Да я откуда знаю! — отмахнулся Модестович. — За что купил, за то и продаю. В трактире исправник столовался и на кресте божился, что наворожила, напутала она и как сквозь землю провалилась. Была Сычиха — и нет Сычихи! В воздухе растворилась.
— А исправник-то, поди, крепко поужинал? — усомнилась Варвара.
— Ты сама посуди, — Модестович покрутил у виска пальцем, — что он — больной, из-за дурной ведьмы под удар подставляться. Ему же влетело — никому мало не покажется. Особенно Владимир Иванович гневался — ездил в суд, кричал там, что упустили убийцу.
— Да за что же он на Сычиху так обозлился? — удивилась Марфа. — С того времени уже воды утекло — все воспоминания смыть должно. И она-то свое, как никто, отстрадала, откаялась.
— Правда это, — кивнула Варвара, — уж больно молодой барин на Сычиху набросился, а все с того дня, как она на похороны Ивана Ивановича приходила, чтобы кольцо памятное ему в гроб положить.
— Какое кольцо? — вздрогнула Марфа.
— Дорогое, старинное, — поддакнул Модестович, — там внутри еще надпись есть — Анастасия.