— Но почему же вы не попытались что-то предпринять после того, как сделка не состоялась? — прошептала Анна.
Слезы застилали ей глаза, но она старалась держаться уверенно и спокойно.
— Дело в том, — пояснил Шерваль, — что я знал одного барона и просил его держать мою личность в тайне даже от своих коллег, поскольку опасался шпионов графа. А он — человек ловкий и подозрительный. И потому больше мне не к кому было обратиться, но, когда я уже совершенно потерял голову от ужаса перед неизбежным, появились вы, Я подумал, что вы пришли, чтобы заменить собою барона в этом деле. Вы нашли прекрасный предлог, это было совсем неплохо придумано — обвинить графа в исчезновении вашего мужа. И я немедленно решил связаться с вами, но чтобы быть окончательно уверенным в том, что вы придете на встречу, я написал записку от имени барона Корфа.
— Это я уже знаю, — кивнула Анна, — но должна вас разочаровать. Я не имею к делам мужа никакого отношения, и я действительно думала, что к его пропаже причастен граф де Морни…
— Тише, тише! — испуганно прервал ее Шерваль. — Не надо никаких имен, по крайней мере, таких громких.
— Думаю, ваши опасения, если они и имеют основания, все равно в данном случае чрезмерны, — твердо сказала Анна. — Считая, что отправляюсь на встречу с мужем, которого подозревают в краже и измене родине, я сочла необходимым предпринять все меры предосторожности. И надеюсь остаться совершенно незамеченной, кем бы ни оказались соглядатаи — шпионами графа или людьми из русской миссии.
— Предусмотрительно, — с облегчением вздохнул Шерваль, — очень предусмотрительно. И, честно говоря, вы обманули даже меня. Я потому так долго не решался входить в комнату, что не знал, как понимать визит престарелой дамы, которую вы столь блестяще изобразили. Но потом я подумал, что вы, быть может, тоже прибегли к конспирации, и оказался прав. Однако вы смутили меня своим рассказом. Как получилось, что барона подозревают в предательстве? Он совершенно не похож на изменника, и потом, я видел, как он упал в толпе то ли от выстрела, то ли от удара прикладом по голове.
— О Боже! — не удержалась от возгласа Анна и снова покачнулась, но устояла и жестом остановила бросившегося к ней Шерваля. — Дело в том, что спутник барона остался жив, он явился к своему начальству — один и без денег, и утверждал, что саквояж похитил барон, напав на него в темном переулке.
— Но это ложь! — возмутился Шерваль. — Как он смеет!
— Этот человек, если можно будет так выразиться, — сквозь зубы сказала Анна, — знаком мне давно, и я знаю, что он способен на любую подлость. И поэтому меня сейчас более всего заботит честное имя и правда о моем муже: где он и что с ним.
— А меня беспокоит возможность завершения нашей с ним сделки. Давайте объединим наши усилия.
— Что вы предлагаете?
— Помогите мне получить деньги и все те гарантии, которые были мне обещаны бароном Корфом, а я дам вам письменное свидетельство, где изложу все, что видел в тот день, — предложил Шерваль.
— Хорошо, — после краткого раздумья ответила Анна. — И нам лучше оговорить все детали прямо сейчас. Если вы не возражаете, при свете.
Шерваль кивнул и, наклонившись, стал шарить на полу рукой, пытаясь разыскать упавшую стеклянную колбу…
* * *
Дома Анна, расставшись со своим немудреным камуфляжем, пожелала супругам Боннэ спокойной ночи, а Варвару отправила к детям, которые сегодня весь день провели в обществе слуг. Воспитатели те были никакие, и поэтому брат и сестра возвращению матери обрадовались так шумно, что она испугалась, как бы их восторженные крики не стали слышны на улице, что вызвало бы повышенный интерес соседей и возможных наблюдателей. Поэтому она повела себя строго, но без излишней суровости, а как будто играла с детьми, и увела их после ужина в гостиную наверху, чтобы там провести с ними время, достаточное для их успокоения.
Она прекрасно понимала, что все эти дни дети тоже чувствовали поселившуюся в атмосфере дома взволнованность, но, конечно, не могли сколько-нибудь вразумительно ее объяснить. И Анне пришлось собрать все свое мужество и волю в кулак, чтобы быть с ними по-прежнему ровной и счастливой, хотя сердце ее сжималось от боли и горя, особенно теперь, после разговора с Шервалем.
Верить в смерть Владимира она отказывалась, но в глубине души допускала, что в описанной Шервалем ситуации такой исход вполне был возможен. Однако Анна знала, что Корф был прекрасным воином, смелым и порою отчаянным, и это в бою повышало его ставки на удачу. Она не хотела сейчас думать о худшем и надеялась, что Владимир, с его отменной реакцией и твердой рукой, успел увернуться от пули или остановить занесенный над его головою палаш. Анна верила в счастливую звезду Корфа, который часто выходил невредимым из самых опасных и тяжелых сражений, и поклялась, что, как только ей удастся довести начатое им дело до конца, она станет его искать. И нет никакой силы на свете, чтобы могла разделить их и разрушить их счастье и любовь.
Уложив детей, Анна коротко сказала Варваре, всю дорогу до дома терзавшую ее вопросами о свидании и не спускавшую с нее умоляющих глаз, что Владимир жив, но где он и что с ним, она пока не знает. И что к ней приходил от него человек, передавший просьбу Владимира, исполнение которой приблизит час его возвращения в семью и вернет ему доброе имя. Судя по прищуру хитрых крестьянских глаз Варвары, Анна поняла, что та ей не во всем поверила, но для виду нянька это объяснение приняла и подтвердила, что готова ради Владимира Ивановича на все — даже на подлог и обман. Лишь бы он вернулся — живой и целехонький.
Утром Анна отправилась к Киселеву и, когда они остались в его кабинете тет-а-тет, рассказала о своей встрече с Шервалем. Если Киселев и был потрясен, то себя ничем не выдал. Многолетняя дипломатическая служба приучила его к выдержанности и обдуманному поведению. Граф несколько раз заставил вопросами повторить Анну все обстоятельства встречи с Шервалем, как будто пытался уловить неточности или ждал подвоха, но потом с удовлетворением кивнул.
— Ваш рассказ, — наконец сказал он, — представляется мне вполне правдоподобным. Честно говоря, я предполагал в словах капитана Писарева обман и велел провести у него дома негласный обыск. Но эта мера ничего не дала — денег там не оказалось.
— Неужели вы всерьез полагали, что, ограбив страну, он понесет похищенное домой и оставит его под подушкой? — едко поинтересовалась Анна. — Наверняка господин Писарев спрятал где-то саквояж в укромном месте, которое у него, вполне возможно, было приготовлено заранее. Ибо я не исключаю мысли о том, что он сам планировал нападение на моего мужа, и ему просто повезло сделать это не своими руками.
— Разумеется, я не считаю капитана полным дураком, — смутился Киселев. — Но я должен был исключить эту вероятность саму по себе. Но теперь, когда все более или менее прояснилось, я все равно не могу обвинить его. Даже если месье Шерваль передаст вам обещанное свидетельство, оно не будет иметь никакой юридической силы без прямых доказательств — то есть саквояжа с деньгами. И, кроме того, без него я не сумею выполнить условия Шерваля — дважды мне не удастся столь быстро получить сумму, равную пропавшей. Не забывайте, что мы находимся в недружественном нам Париже и в обстоятельствах постоянного банковского шантажа со стороны господина барона Ротшильда, который еще не решил, чью сторону ему следует принять.