Я внимательно прочитала текст. Потом еще раз.
– Горячо, – произнесла я задумчиво. – Видно, у парнишки рыло в пушку, раз он решил избавиться от меня вашими руками.
– Рассказывай, – потребовал Кирьянов.
– Ничего особенного я не сделала, – решила я приоткрыть подполковнику ход расследования. – Мне захотелось поближе познакомиться с Алиной Светловой и Еленой Прянишиной. Задала несколько вопросов, Светлана спокойно ответила, а вот Елена совершенно ничего не сказала, запсиховала и убежала из студии. Вслед за ней рванулся Куркин. Не хочешь послушать их разговор? – Я достала диктофон и включила.
После прослушивания Володя вызвал оперативника, ведущего дело об убийстве Светланы Измайловой, передал ему заявление Куркина и велел оформить изъятие у меня диктофона как улику.
Я не стала сильно возражать против изъятия записывающего устройства: улика так улика, хотя можно было бы просто скинуть файл с записью разговора, а прибор вернуть мне, ведь пригодится в дальнейших расследованиях. Но решила, что Манаров вполне способен оплатить мне покупку еще одного диктофона. А этот рано или поздно вернут. И у меня будет два полезных прибора.
А вот рассказать, какие же вопросы я задавала Елене, раз они так сильно взволновали ее, сложнее. Я лишний раз порадовалась своей предусмотрительности: с Алиной Светловой мы уже проговорили эту ситуацию. Поэтому пришлось высказать предположение, что Лена что-то знает об убийстве Измайловой, и когда я начала задавать вопросы, она переволновалась.
– Но ведь мы тоже ее опрашивали, – удивился лейтенант, – и она после этого под машину не бросилась!
– Опрос опросу рознь. Может быть, я нашла тот вопрос, который не задали вы?
И тут Кирьянов спросил, где на диктофоне запись нашей беседы с Еленой Прянишиной. Вот умник! Лейтенант сам ни за что бы не догадался вспомнить про диктофон.
– Когда я разговаривала с Леной и Алиной, сели аккумуляторы у диктофона. Я поставила их на зарядку. Поэтому записей нет.
Володя только головой покачал.
На вопрос лейтенанта, что делать с заявлением, сказал:
– Возьми объяснение.
Мне пришлось пройти в кабинет лейтенанта и провести там полтора часа. Времени жалко до невозможности, но разве поспоришь?
Расстались мы не то чтобы очень доброжелательно, но и не совсем врагами. Особенно после того, как я не удержалась и посоветовала лейтенанту поразмыслить над тем, зачем Максиму нужно было писать на меня заявление.
Когда он ответил, что Максим любит Лену и мстит мне за случившееся с его девушкой, я засмеялась:
– Слишком много у этого молодого человека любимых девушек. Вам не кажется?
Лейтенант намек не понял. А я в силу природной вредности не стала делиться полученными сведениями, но спросила, в больнице ли еще Максим. Лейтенант ответил, что серьезных травм у Куркина не было, поэтому его вполне могли отпустить домой.
Ну что ж, если милиционер не в курсе, то уж Оксана-то должна знать, как дела у звукооператора. Выйдя из отделения милиции, я позвонила Чесноковой и узнала, что Максима действительно выпустили из больницы и сейчас он у нее. Я пожаловалась, что меня держат в милиции из-за его заявления, и я теперь не знаю, как буду работать над тем, чтобы вызволить Виталия из КПЗ и искать настоящего убийцу.
Оксана разохалась, а я отключилась, сославшись, что меня вновь приглашают на допрос.
Вранье это нужно было мне, чтобы Максим не слинял от Оксаны, пока я к ней еду. Ведь если бы он узнал, что я отбилась от его наветов, он мог бы уйти из квартиры Чесноковых – ищи его потом.
В обычное время я примерный водитель, соблюдающий скоростной режим. Но сейчас важно как можно быстрее увидеть Куркина и задать ему несколько вопросов, поэтому я разрешила себе прибавить скорость. Хорошо зная тарасовские улочки, я умею избегать пробок и при необходимости быстро добираться до нужного места. Поэтому я была очень довольна, уже через пятнадцать минут позвонив в дверь Чесноковых и увидев изумленное лицо Оксаны.
Отстранив ее, я прошла в комнату и поприветствовала Куркина.
Бедняга даже вздрогнул:
– Вы?
– Я. Не ожидал? – Отвечая на вопрос, как всегда, попробовала посмотреть в глаза собеседнику.
Но Максим не только не собирался отвечать на мой взгляд, а встал и пошел на кухню. Я двинулась следом.
– Будете кофе? – Не получив ответа, звукооператор включил горелку и взялся за джезву.
– Ты не ответил на мой вопрос. Повторю: не ожидал?
– Оксана сказала, что вы в милиции, – Куркин все же решился взглянуть на меня, но быстро отвел взгляд.
– Я там и была, твоими стараниями. И ты хотел бы, чтобы я там задержалась подольше?
– Да, хотел. Девушка при смерти. Кто за это ответит? – Максим все больше и больше себя накручивал и почти перешел на крик.
– Вот и я хочу спросить: что это такое случилось у вас там, в машине, что вы врезались в троллейбус?
– Лена была очень возбуждена, испугана, она рассказывала мне о том, что вы заставляли ее признаться в убийстве Светланы Измайловой, – эти слова Максима меня очень заинтересовали.
Зачем молодому человеку нужно врать? Он не знал, что я записывала их разговор и могу вывести его на чистую воду.
– Ты можешь сказать конкретно, о чем она говорила перед тем, как попасть в аварию? – Я по-прежнему сохраняла спокойствие, а Максим даже и не старался скрыть волнение. Я еще раз внимательно посмотрела ему в глаза. Он попробовал выдержать мой взгляд. И в этом ответном взгляде я прочитала отнюдь не любовь.
– Да не помню я! Я знаю только, что уговаривал ее остановиться, поговорить, а она вдруг вывернула руль и врезалась в троллейбус, – взорвался Максим.
– Так, может быть, это ты виноват, что она пошла на этот сумасшедший шаг? Если бы не жужжал у нее под ухом, она бы и не разбилась? – Я в отличие от собеседника сохраняла железное спокойствие.
– А если бы вы не приставали к ней, она вообще не стала бы психовать!
– Не стала бы приставать я – вопросы начали бы задавать следователи, – в отличие от Максима я все понижала голос.
– Да ваши следователи и не додумались бы ничего спросить!
– Значит, ты считаешь, что я на правильном пути? Или точно знаешь?
Мне показалось, что Максим сейчас бросится на меня. Но он взял себя в руки. И начал говорить, что Лена, возможно, сейчас там умирает, а мы перемываем ей косточки. Я, конечно же, не согласилась и объяснила, что мы не просто перемываем косточки, а пытаемся выяснить, оправданно ли его заявление, будто это я довела девушку до самоубийства, как он сообщил милиции.
Молодой человек заявил, что действительно так считает и сожалеет, что правоохранительные органы не приняли никаких мер.