Это он! Уходит!
Звонить и объяснять некогда. Пожилой генерал мчится по коридору, на ходу выхватывая пистолет. Шарахается в сторону младший офицер. Генерал сворачивает на лестницу. Три этажа вниз прыжками через две ступеньки. Снова длинный коридор и вот уже проходная.
Марк прекрасно слышит тяжелый бег грузного человека по паркетному полу и сам прибавляет ход. Прыжки по каменным ступеням он воспринимает так же четко, как обычный человек стук молотка в соседней квартире. Марк входит в проходную, когда генерал уже бежит по первому этажу. Рука сжимает удостоверение, на лице застыло озабоченное выражение спешащего человека, с уст готова слететь отвлекающая фраза. Но охранники, как назло, переругиваются с полоумной старушкой, загородившей выход. Женщина разыскивает своего сына, тыкая пальцем в какую-то фотографию.
Бегущий по коридору человек приближался. Марк уже знает, что это генерал Бурмистров. Он слышит его тяжелое дыхание и тонкий свист дула пистолета, рубящего пыльный воздух.
Марк уверенно отстраняет охранника, выхватывает фотографию из рук женщины и спокойно заявляет:
— Его расстреляли. Вчера. Справку о смерти вам пришлют. — Женщина бледнеет и беспомощно роняет руки. Марк повышает голос: — Никаких обмороков! Здесь не медсанчасть! Вывести ее на улицу, — приказывает он охранникам. — И больше не пускать! Что за балаган развели!
Марк сует удостоверение в нагрудный карман и в хмуром молчании выходит на улицу. В ту же секунду к проходной из коридора выбегает Бурмистров.
— Где? Где Ривун? — кричит он, размахивая пистолетом.
Охранники оторопело смотрят на вбешенного генерала. Бурмистров отпихивает тетку и выскакивает на улицу. Свирепый взгляд зыркает по сторонам. Слева и справа — никого. Проезжую часть невозмутимо пересекает человек в форме.
Штатские ботинки. Шея чуть набок. Он!
— Стоять! — выкрикивает генерал и наводит пистолет.
В прицел попадает спина беглеца. Человек начинает оборачиваться.
Не дать возможности ему говорить! Только не в легкие!
Генерал опускает ствол и нажимает на курок. Эхо от выстрела на узкой улочке на мгновение оглушает его.
— Теперь ты понимаешь, что у тебя нет выбора?
— Выбор есть всегда.
— Глупая фраза! Или ты соглашаешься с нами сотрудничать, выходишь на свободу, живешь на полном обеспечении и выполняешь наши задания.
— Или?
— Или я отдаю тебя под нож нашему хирургу. Он раскромсает тебя до основания, вывернет наизнанку и разберется в твоих секретах. Я обещаю!
На последнем слове Иван Витальевич Бурмистров жестко ткнул пальцем в шею Ривуна и еще ниже склонился над ним, словно от этого зависела сила убеждения. Марк растянулся на нарах спиной вверх. Три дня назад ему извлекли пулю из ягодицы, но рана еще не зажила. Генерал приходил в камеру каждый день, на его шее болтались огромные наушники. В первые дни он их не снимал. Во время бесед, больше напоминавших монолог, специально проинструктированный офицер, дежурил за дверью, контролируя поведение арестанта через открытое окошко.
— Если потребуется, мы разрежем тебя на кусочки, подвергнем химическим анализам, пересадим твои уши нашему человеку, но докопаемся до тайны.
— Я согласен, — вяло промычал Марк.
— С чем?
— Стать вашим агентом.
— Вот и хорошо, — генерал встал, нервно потирая руки. — Это правильное решение. Обстановка в мире неспокойная. У нашей страны много врагов. А врагов мы уничтожаем. Не к каждому из них можно подобраться с пистолетом. А твое оружие всегда с тобой, и что самое чудное — оно не оставляет следов. У Кима, кстати, ничего не нашли. Сердечная недостаточность. Ценный был специалист, ну да черт с ним. Нас ждут большие дела, Марк.
Генерал велел офицеру закрыть окно и перешел на шепот:
— Осталось уладить формальности. — Он раскрыл папку, лежащую на столе, и разложил бумаги. — Поднимайся. Вот здесь надо подписать.
Марк заворочался и послушно встал.
— Только агентурное имя я еще не придумал. — Генерал вопросительно посмотрел на Марка. — Есть какие-нибудь предпочтения? Как хочешь, именоваться между своими?
— Композитор.
— Неплохо. Совсем неплохо. Так и запишем. А теперь распишись. Вот здесь и здесь.
Марк Ривун небрежно расписался. Он никогда не придавал значения бумагам. Буквы на листе — это умершие звуки. Книги — их могилы, а библиотеки — кладбища. Зачем посещать кладбища и поклоняться могилам, если мир наполнен живой речью и миллиардами притягательных звуков?
— Что дальше? Когда меня выпустят?
— Ну, не в таком же виде, — развел руки довольный Бурмистров. — Сначала мы тебя подлечим, приведем в порядок и кое-чему обучим.
— Чему?
— Существует много полезных вещей, которыми надо уметь пользоваться. Яды, оружие, системы шифровки. Это интересно, вот увидишь.
Через три недели одетый с иголочки Марк Ривун сидел в кабинете Бурмистрова. Генерал уже не опасался новоиспеченного агента. Он ему доверял и даже испытывал некоторые отеческие чувства, как к нерадивому ребенку, добившемуся неожиданного успеха. Желая навсегда закрепить успех, он перешел в общении с Ривуном на «вы».
— Итак, все инструкции получены, — подвел итог Бурмистров и достал из выдвижного ящика стола пухлый конверт. — Это деньги. На первое время. Сегодня вы возвращаетесь к обычной жизни. Вас вывезут на закрытой машине и высадят у Казанского вокзала. По легенде все эти дни вы гостили у родственников. В машине чемодан с вашими вещами.
— Вещами?
— Мы приобрели вам одежду. Там же найдете спецсредства.
— А где я буду жить?
— В этом и заключается первое задание. Мы решили, что будет лучше, если вы вернетесь к дяде. Однако он излишне много знает о вас. — Генерал пристально посмотрел на Композитора. — Кстати, неделю назад дирижера Норкина постигло огромное горе. Смертельно заболела его дочь, в больнице чахнет, бедняжка, и трагически погибла жена, Аделаида Наумовна. Возвращалась из театра поздно вечером. Сами понимаете: меха, украшения. Ее ограбили и убили. Видимо, оказала сопротивление. Милиция так плохо борется с уличной преступностью.
Марк невозмутимо молчал. Генерал выждал паузу и продолжил:
— Как я уже говорил, ваш дядя единственный, кто знает о ваших способностях. И должен сказать, он совсем не грустил о вашем исчезновении. Возможно, даже тайно радовался. И всем говорил, что вы уехали к родне. Как видите, нам ничего не пришлось придумывать. Однако такого свидетеля оставлять ни к чему. Он сейчас в горе, и если вдруг покончит с собой, никто не удивится. — Генерал постучал пальцем по столу и твердо заявил: — Это и есть первое задание. Срок исполнения — сегодня!