Внимание Композитора сосредоточено на опустевшей комнате. Там только что гремели в стальных лотках хирургические инструменты. Медсестра забрала далеко не все.

Марк отбрасывает газету и спешит в приемную. Он на ходу говорит медсестре имя только что привезенного больного. Его голос взволнован и наполнен тревогой, лицо повернуто в сторону. Медсестра вскидывает руки и что-то запрещает. Но она видит только его стремительно удаляющуюся спину. Марк уже в коридоре. Тучная женщина вздыхает, ну как остановишь перепуганных родственников. Она вновь углубляется в записи.

Композитор в комнате, смежной с операционной. А вот и то, зачем он пришел. Несколько острейших скальпелей и хирургические инструменты заматываются в медицинский халат. Сверток прячется в портфель. Марк останавливается у стола с рентгеновскими снимками. Выдвигает нижний ящик — он слышал это движение, здесь коротал время хирург. На дне бутылек с остатками спирта. Марк аккуратно опускает его в бумажный пакет, подхваченный со стола, и кладет в портфель.

Дверь закрывается. Композитор бесшумно следует по коридору и покидает больницу через главный вход.

Глава 22

Майский вечер. Будапешт погружается во мглу. Уличные фонари не работают, после долгой войны восстановлены еще не все электростанции. Композитор сидит в темном номере гостиницы и с нетерпением ждет сигнала от Плаща. Сегодня он сделает решительный шаг к познанию колдовской тайны голоса, умеющего порождать любовь.

Звонит телефон. Трубка в потной руке, Композитор немного волнуется. Но это не страх. Это состояние жениха накануне долгожданной свадьбы.

— Хватит спать, старина! Пора в ресторан! — звучит бодрый голос Плаща.

Условный сигнал получен. Композитор опускает трубку и выходит в коридор. Его номер на предпоследнем этаже недалеко от лифтов. Вот стенка, за которой специальный лифт поднимается прямо к двери ресторана. Он смотрит на нее и ничего не видит. Тишина.

Внизу раздвигаются двери, три человека заходят в лифт. Под крышей начинает вращение тяжелый вал, тросы приходят в движение. Теперь стены не существует. По направляющим рельсам скользит противовес, трос быстро наматывается на вал, кабина стремительно поднимается. Появляется крыша лифта со сложным механизмом крепления, она уже на уровне пояса, груди… Неужели Плащ ошибся и добыча промчится мимо?

Гаснет свет, ухает двигатель, лифт дергается и останавливается. Всё в порядке. Агенты Кремля — лучшие агенты в мире.

Перед Композитором за стенкой два растерянных телохранителя и Милош Ремер. Голос оратора наполнен легкой тревогой, но не потерял изящества. Лифт замер чуть выше пола. Тем лучше. Животы жертв как раз напротив лица Композитора. Так удобнее работать.

Марк напрягается и размеренно шипит. Через секунду его не слышно. Он давно отработал технику воздействия инфразвуком. Сейчас он издает колебания такой частоты, которые легко проникают сквозь стену и входят в резонанс с желудком и кишечником трех человек, находящихся в лифте. Жертвам неприятно, но ничего опасного кроме расстройства пищеварения их не ожидает. Охранники нервно тычут пальцем в кнопки, пытаются установить связь. Проходит минута. Над головой мигают и загораются лампы, включается двигатель. Лифт дергается и ползет вверх.

Сбой подачи электроэнергии. Ничего необычного. Так часто бывает в городе, пережившем разрушительную войну. У входа в ресторан Милоша Ремера с улыбкой встречают западные журналисты, представители посольства Великобритании и заранее приехавшие соратники.

Теперь добыча на крючке. Композитор ждет. Он умеет ждать. А лучше всего он умеет слушать.

Наверху в ресторане играет венгерский квартет. Музыка не заглушает голоса посла и Ремера. Разговор идет на английском, который Марк понимает довольно сносно. Собеседники пьют вино, закусывают салатами. Их столик в углу. Все подходы к нему заняты британскими джентльменами и людьми Ремера, во главе с верным другом Кранцем. Иллюзия полной безопасности Марка не смущает. Он гадает, успеет ли болтливый венгр попробовать основное блюдо. Говорят, кроме красивого вида на Будапешт, ресторан славится очень хорошим поваром.

— Демократия — это волеизъявление народных масс, — бубнит посол. — В вашей стране нет демократии, потому что власть не прислушивается к народу. Вы единственный политик, который понятен простым людям. Которому они верят и за которым пойдут. Вы понимаете, о чем я?

— Конечно.

— Мы вас поддержим. Стоит только начать, и все демократические страны будут на вашей стороне. Прислушайтесь к глубинному недовольству народа, возглавьте его.

Но Милош Ремер прислушивался к нарастающему урчанию в своем животе.

— Извините, господин посол, мне надо выйти, — говорит он и вскакивает с кресла.

Вслед за ним направляются оба охранника. Ремер спешит к туалету. Санузлы расположены в коридоре отеля, там, где начинаются номера. Охранники знают свое дело. Они осматривают каждую кабинку и лишь затем занимают пост снаружи у двери.

Пора, решает Композитор.

Он надевает медицинский халат и поднимается на этаж выше. В руках табличка «Медпункт», на тонкой нитке. Вот и нужный коридор. Табличка цепляется на заранее выбранный номер. Он зарезервирован для завтрашнего постояльца, сегодня здесь никого не будет. Кроме Марка. Он тайком позаимствовал ключи у портье и уже перенес туда фотоаппарат и скальпели.

Два крупных охранника дежурят у двери туалета. Они тоже были в лифте, но еще крепятся. Изнутри слышен слив воды. Милош Ремер приводит себя в порядок перед зеркалом. Композитор смотрит на животы охранников, открывает рот, напрягается. Оба охранника бледнеют, морщатся, чуть-чуть сгибаются. Политик распахивает дверь, он в коридоре. Охранникам не до приличий. Столкнувшись плечами в проеме, они влетают в туалетную комнату. Милош Ремер провожает их недоуменным взглядом.

Композитор в медицинском халате понимающе кивает. Он внимательно смотрит на осунувшееся лицо оратора и назидательно произносит:

— Диарея эвакулярус. Через пять минут вы вновь будете здесь. Но есть верное средство, американское!

Озабоченный неприятным недугом, политик заинтересованно смотрит на врача. Композитор переходит на доверительный тон:

— Забыл представиться. Дежурный врач гостиницы Янош Шуман. А вас я знаю. И, как истинный интеллигент, симпатизирую вашим взглядам. Пройдемте в медпункт, я вам дам замечательную таблетку. Две минуты — и всё пройдет. Идемте, и не раздумывайте. Мой кабинет рядом.

Композитор увлекает Ремера по коридору. Вот и табличка «Медпункт».

— Заходите, — Марк открывает дверь.

Политик смотрит по сторонам. В коридоре пусто. Охраны нет, а живот вновь предательски урчит.

— Да заходите же, право!