— И то верно. А в наших лесах медведи водились.
— Покажи, отец, — попросила девушка.
— Тана, ты уже не маленькая.
— Покажи, пусть Марк послушает. Ему надо знать о лесных опасностях.
— Марк, говоришь. Ну, пусть знает.
Мужик принял грозную позу медведя, стоящего на задних лапах, и зарычал. Звуки ему давались тяжело, мышцы лица и груди напряглись, но рычанию явно не хватало внутренней звериной мощи. Когда отец закончил, восторженная Тана спросила Марка:
— Страшно?
Марк равнодушно пожал плечами.
— Я слышал, как воют волки.
Композитор, сидевший у костра, откинулся на землю, распластал руки и, без видимых усилий, завыл так, что Тана и Удаган невольно отпрянули от него. На их похолодевших спинах зашевелились волоски, тела сжались от спазм страха, оба пугливо озирались. Им казалось, что где-то рядом воет на луну стая голодных злых волков. А Марк лишь прилежно воспроизводил звуки, которые слышал в зимнем лесу во время войны, после продолжительной бомбежки.
Молодой человек взял последнюю высокую ноту и замолчал. Удаган уважительно смотрел на гостя. Опытный шаман, разменявший седьмой десяток, в последние годы не раз задавал себе вопрос: кому он передаст уникальные знания, с кем поделится секретами мастерства, для кого изготовит бубен шамана? Ведь одна из его главных обязанностей: воспитать Ученика, чтобы самому стать Учителем.
Дочь для этого не подходила. Сельские парни уезжали в города, мало кого интересовали теперь традиции предков. Над ворожбой шамана многие открыто посмеивались, отшельническое жилище Удаган обходили стороной. Его слушатели старели вместе с ним. Из-за ремесла отца и на дочь Тану никто не обращал внимания. До тридцати годов баба в девках досидела. И вот сегодня во время комлания Учитель пообещал ей избранника.
Удаган посмотрел на вздымающуюся от частых вздохов грудь дочери и почесал жидкую клиновидную бородку. Дочь давно взрослая, свято верит словам Учителя, сама разберется, решил он.
— Ты, мил человек, хоть и не местный, а сможешь стать мастером, — честно заявил старик. — Но про то мы завтра поговорим. А пока, побудь у меня гостем. Живи здесь, сколько захочешь.
Шаман распрощался и ушел в дом.
— Я хочу потрогать его бубен? — попросил девушку Марк.
— Он в чуме. Я провожу.
Она вскочила и откинула кожаный полог с узкого входа. Свет догорающего костра выхватил на время внутреннее убранство ритуального шатра. Пол застилали шкуры диких животных, у дальней стены виднелся бубен, рядом висели одежды шамана. Девушка сжала руку Марка и остановила его на пороге.
— Сюда имеет право входить только наш шаман. — Ее искрящиеся глаза изучали удивленное лицо Композитора. — Или его близкие родственники. Ты хочешь прикоснуться к бубну?
Марк кивнул. Девушка увлекла Марка внутрь и зашептала:
— Тогда нам надо породниться. Сегодня Учитель мне обещал избранника. Это ты. Ты понравился отцу. И мне…
Толстый полог с шуршанием отгородил маленькую круглую комнатку от звездного неба. Потрескивание мерцающих головешек стихло. Марк почувствовал на своем лице большие влажные губы девушки. Он слушал и запоминал, как звучат торопливые поцелуи, сбивчивое женское дыхание и трутся о небритую щеку тугие косички. Когда молодые люди повалились на мягкие шкуры, он позволил девушке делать всё, что она захочет. Он полностью подчинился ей. Не заботясь о телесных ощущениях, он погрузился в слух. Его интересовали звуки соприкосновений обнаженных тел, трепетные движения жадных ладоней, трение мужской кожи о женскую, горячий разрыв тонкой преграды, сдерживаемые стоны девушки и почти неслышное импульсное извержение молодого организма. Он слышал это и раньше. Но в непосредственной близи плотский акт звучал несколько иначе, чем через стенку.
Утром Удаган застал разрумянившуюся Тану за стряпней, а городского гостя в священном чуме. Марк трогал костяные подвески, проводил пальцем по пустотелому ободу бубна и вслушивался в ответные звуки.
— Если хочешь иметь похожий, ты должен учиться, — осторожно предложил шаман.
— Чему?
— Слушать окружающий мир.
— Это я умею.
— Призывать нужных духов, пускать их в себя и общаться с ними.
— Если духи умеют разговаривать, я их услышу.
— Они открываются только чистой душе.
Марк молчал.
— Но наши края излечивают любого, — заверил старик.
Мужчины вышли из чума, остановились около потухшего кострища.
— Ты готов остаться у нас? — напрямую спросил шаман.
— Да.
— Тогда я сделаю из тебя Ученика.
Марк Ривун видел, как шаман силой музыки и голоса повелевает людьми. Судя по вчерашним разговорам, жители его уважают и верят предсказаниям. Для Композитора такие манипуляции тоже не в диковинку. Но он застал лишь один сеанс. Возможно, старый Удаган владеет умением с помощью звуков вселять обожание в слушателей, заставлять их не только подчиняться, но и беззаветно любить. Чтобы познать этот секрет Марк согласился бы на что угодно. Он покорно, как подобает Ученику, кивнул.
— Я готов.
— Вечером начнем, — Удаган одобрительно похлопал Марка по плечу. — Ночь — это время духов.
С этого дня Композитор остался жить в доме шамана Удагана. Он делил постель с его дочерью. В деревне шушукались, что Тана колдовством приворожила городского жениха.
Глухая поляна в окружении густого леса не позволяла Марку окунуться в океан новых звуков. Днем он поднимался на ближайшую гору и часами просиживал там на покатых камнях. Чаще всего он закрывал глаза, ему мешало буйство красок дикой природы, оно отвлекало от истинного кропотливого созерцания. Долгими часами Композитор с упоением вслушивался в окружающий мир. Ему было известно всё, происходившее на многие версты вокруг. Он знал, сколько людей находится в лесу, и чем они занимаются. Он различал по голосам птиц, выкармливающих птенцов в своих гнездах, и мог легко отличить залетную. Он «видел», как играют волчата около норы, а их грозная мать приносит им добычу. Каждая сломанная ветка, упавший камень, всплеск воды в реке не проходили мимо его ушей. Шелест листьев осины, ольхи, березы для него был совершенно разным, по стону елей на ветру он определял толщину их стволов и густоту хвои. Даже гул далекого водопада зависел от температуры воды. Ближе к осени, после дождливых дней он приобрел металлические звенящие нотки. Марк наслаждался чистыми природными звуками, их гармоничным сочетанием и неожиданными нахлестами, порождавшими новые эффекты. Он всё легко запоминал и многое мог воспроизвести.
Иногда он оставался на вершине до утра. Ночной лес дарил особые шорохи и шумы. Марк бережно впитывал их и накапливал, как черный камень солнечную энергию.