— Стараемся. Создаем все условия для службы и отдыха. Вы о Марине Алексеевне не беспокойтесь. И о Нине тоже. Когда она захочет вернуться, мы ей машину предоставим.
— Ты о какой Нине говоришь?
— О двоюродной сестре Марины Алексеевны.
— Нет у нее никакой двоюродной сестры!
— А сегодня… Вы просили, чтобы я привез девушку из Москвы в часть.
— Я?!
— Так точно, товарищ генерал армии. По телефону лично приказали, доставить от вашего дома на концерт.
— Что за херня! Ты, Гордеев, в своем уме?
— Товарищ генерал армии, я… как вы просили… только ее. Остальным въезд в город закрыт. Никого не пропускаем.
— Где эта самозванка?
— Из части не выезжала. Собиралась с вашей дочерью пообщаться.
— Что-то не нравится мне всё это. Отбой связи! Позвоню Марине, узнаю, может это ее проделки.
Фанатка, успокаивал себя Алексей Васильев, набирая телефонный номер в комнате дочери. Послушала концерт и уехала. Таких много развелось. Заражаются безумной любовью к популярной певице, как вирусом. Сумасшедшая поклонница или тайная подружка дочери.
Линия соединилась. Длинные гудки натягивали нервы генерала, как порывы штормового ветра морские канаты, крепящие паруса. Дочь не отвечала. Что-то не помнит он у нее подружки по имени Нина. Значит, сумасшедшая фанатка. Сумасшедшая! А где гарантия, что убийца певиц — мужчина?
Боевой генерал в раздражении стукнул трубкой и позвонил Гордееву.
— Есть другой телефон в этой чертовой гостинице? — без предисловий крикнул он.
— Прямой только один, товарищ генерал армии. В номер артистки провели по моему указанию. Есть еще местные номера.
— Ну так звони! Там двое моих орлов должны дежурить. Свяжись с ними и доложи!
— Слушаюсь!
Через три минуты генерал армии знал, что дочь из гостиницы исчезла.
Марина безошибочно пробиралась по темному коридору Дома офицеров навстречу тихим звукам рояля. Она уже бывала здесь, но даже если бы это случилось в первый раз, сориентироваться ей помогала музыка. Каждый шаг приближал ее к чудесной мелодии, звучавшей со сцены. Это была та самая первая песня о собаке. Она вела ее по лестницам и коридорам. Расстояние от своей гримерной комнаты до бокового занавеса девушка почти пробежала. Здесь она остановилась и, как истинная актриса, привела себя в порядок, поправив платье и прическу. В большом волнении она отодвинула тяжелую ткань и выглянула на сцену.
Ее любимый рояль стоял в центре. Его струны были закрыты. На белой крышке слева и справа горели высокие желтые свечи, а на овальном выступе рассыпанные цветы образовывали большую букву «М». Пахло храмом. Свечи были единственным освещением на сцене и в зале. За роялем сидела сутулая женщина и наигрывала мелодии ее самых лучших песен.
— Заходите, Марина, — не оборачиваясь, произнесла она добрым мужским голосом. — Я вас давно жду.
Девушка от неожиданности вздрогнула. Человек встал из-за рояля и обернулся. Его лицо оставалось в тени. Говорил он скованно, не зная, куда деть длинные неуклюжие руки.
— Не удивляйтесь и не бойтесь. Я мужчина. А весь этот маскарад лишь для того, чтобы встретиться с вами. Я вынужден так делать. Меня принимают за кого-то другого, и хотят арестовать. А я пишу музыку и дарю ее вам.
— Ну, конечно, — девушка улыбнулась, и смело впорхнула на сцену. — Как же я могла подумать, что вы…
— Кто?
— Что вы женщина. Такая музыка. Это просто невозможно!
— Что невозможно?
— Невероятно, если бы ее написала женщина.
— Вы так думаете?
— Когда я еще только училась в музыкальной школе, я обратила внимание, что все великие композиторы — мужчины. Это так странно: среди великих писателей, поэтов и художников есть женщины, а сочинение гениальной музыки подвластно только мужчинам. Почему?
— Не знаю.
— И я не знаю. Наверное, музыка очень абстрактна, как математика, а мужчины лучше мыслят неосязаемыми образами. Я иногда думаю, что из гениальных композиторов могли бы получиться выдающиеся математики, и наоборот. Вот вы. Как у вас рождаются такие чудесные мелодии?
— Я составил сложные уравнения, решил их и вывел формулу.
— Серьезно?
— Какая же вы наивная.
— Смеетесь!
— Я много слушал. И запоминал. А цифры у меня не держатся в голове. Я их записываю.
— Все слушают. Но одно дело слушать, другое — сочинять. Я не могу представить, как это возможно, писать такую удивительную музыку.
— Оставьте это мужчинам. А вы пойте.
Марина подошла к роялю, между ней и Композитором дрожал огонек свечи. Она рассмотрела его лицо и спросила:
— Вас как зовут?
— Марк.
— А меня Марина.
— Я знаю.
Девушка наклонила голову, хитро прищурилась, показала на цветочную букву «М».
— Это ради меня?
— Это для нас.
Она шагнула ближе и рассмеялась.
— Марк, у вас накрашенные губы.
— Пришлось.
— Так нельзя. Вам надо переодеться. Я хочу посмотреть на вас как на мужчину.
— У меня ничего нет. — Марк смущенно пригладил юбку.
— Там, за сценой, есть костюмерная с парадной формой. Ее надевали музыканты перед концертом. Пойдемте.
Марина взяла Марка за руку и увлекла за собой. Она хотела включить свет в коридоре, но Марк перехватил ее руку.
— Не хочу, чтобы нас заметили и помешали.
— И я не хочу, чтобы мои охранники узнали, что я здесь, — озорно поддержала Марина. — Только как же мы выберем одежду в темноте?
— Я справлюсь, — заверил Марк. — Подождите.
Он зашел в костюмерную, провел ладонью по длинному ряду вывешенных мундиров. По шороху ткани и стуку пуговиц он определил нужный размер. Вскоре перед Мариной появился человек в военной форме. Девушка провела пальчиками по сукну.
— Я вас не вижу, — хихикнула она. — Пойдемте скорее на сцену.
При свете свечей она сначала улыбнулась, а потом недовольно всплеснула руками.
— А где фуражка? Почему не взяли фуражку, старшина?
— Я сейчас, — смутился Композитор, намереваясь вернуться в костюмерную.
— Потом. Лучше покажите мне новую песню.
Марк послушно сел за рояль, извинился:
— Я плохо играю. Я не музыкант.
— Вы — композитор! Вы замечательный композитор.