А может, вдруг решила я, он из другого города звонит? Ведь я пару дней не заглядывала в приемную и потому не знала, на месте ли Андрей. Последние полгода у нас в Агентстве активно развивались два новых проекта, и Обнорский вместе с Повзло, Кашириным и Кононовым мотались по земному шару: от Киева до Усть-Илимска. А поскольку исчезали они всегда неожиданно, увозя с собой авиабилеты с открытой датой, никогда не было известно, кто в какой момент присутствует в конторе, а кого нет. Может, и сейчас сидит себе шеф где-нибудь в украинском шинке и тоскует: не дозвонился ни до Скрипки, ни до Лукошкиной и хочет хоть чей-то родной голос услышать, узнать, как у нас дела…
— В Агентстве, Андрей, все в порядке. Ты когда будешь?
В моей трубке повисла напряженная тишина. Или это — помехи?
— Андрей! — закричала я в телефон. — Ты когда будешь?
— Где? — в голосе Обнорского мне почудились обескураженные нотки.
— В каком смысле — «где?».
— Это я тебя спрашиваю — где буду?
— А я у тебя хочу узнать — «когда?».
— Что — «когда?».
Андрей, обычно говорящий четко, отрывисто, сейчас странно растягивал слова, делал длинные паузы.
«Батюшки! — вдруг сообразила я. — Да он же пьяный!» Ну конечно, обычно так старательно выговаривают слова Кононов с Кашириным, когда не хотят, чтобы кто-то заметил, что они выпили. Вот это номер! Здесь нам не разрешает, чуть ли не обнюхивает всех по понедельникам, а сам… Хотя, если разобраться… Я ведь не знаю, чем они там занимаются. И если он там уже неделю сидит, а проблемы сложные, то поневоле запьешь.
— Ничего, Андрей, бывает. Ты только не забудь аспирина выпить. Шипучего. Мне Васька говорила — помогает. В смысле — разжижает кровь.
Снова тягостная тишина в трубке.
— Света… — через некоторое время вдруг с каким-то даже облегчением сказал Обнорский. — Ты… выпила?
— Когда? — обалдела я: на часах было девять утра.
— Вчера.
Я прикусила язык. Вчера я вообще не была в офисе. Что он имеет в виду?
А Обнорского вдруг разозлило мое молчание.
— Ты бы уж лучше, Завгородняя, коль решила следить за мной, что-нибудь серенькое надевала, чтобы с сумерками сливаться. А то светишься в красном, как фонарь…
— Что-о? — поперхнулась я кофе, забыв о том, что он только что с плиты.
И он отключился.
* * *
Звонок был ранний. В смысле — ранний для меня. Трудоголик Спозаранник, наверное, уже подруливает к офису. Я не люблю рано вставать, поэтому Соболин не требует от меня приходить в Агентство к десяти, а отправляет обычно на пресс-конференции — они раньше одиннадцати не начинаются: ведь пресс-секретари, в основном, из недоделанных журналистов и тоже спать по утрам любят.
Звонок был странный, и я решила, что надо мной в очередной раз сгущаются тучи. Мысль о пьянстве шефа я отбросила быстро: пьяный Обнорский — это все равно, что плачущий большевик.
Тогда — что?
Честно говоря, в последнее время отношения с шефом у меня не очень-то складывались. После случая в Репино. Тогда Андрей неожиданно появился на пляже в тот самый момент, когда я, абсолютно голая (мои шмотки раздавил чистящий пляж грейдер), требовала — в качестве компенсации — штаны с проштрафившегося тракториста. Я была так зла на этого пропахшего соляркой придурка, да и на этого — зашедшегося в гомерическом хохоте — Обнорского, что чуть не упала, отшвыривая в сторону рваный шелк. И упала бы. Но Андрей поддержал меня почти на уровне песка…
Потом, правда, я искренне решила, что та незатейливая интрижка должна была сблизить нас с Андреем. И потому всячески подчеркивала, что мы с ним — носители маленькой тайны. Но Обнорский от этого почему-то только злился.
Объективности ради надо сказать, что отношения с шефом после этого разладились не только у меня. Чуть не уволилась, разругавшись с шефом, Лукошкина. Периодически дерзила ему Агеева, солидарная со мной и Анной. Часто дулся на шефа Коля Повзло…
А, может, наоборот: все у меня — хорошо, и этот странный утренний звонок — обычный дружеский розыгрыш?
Так, подкрашивая глаза, рассуждала я, собираясь на работу.
* * *
В коридоре меня перехватила Агеева.
— Светуся, золотце, выручай! Просто разрываюсь на части: завалили работой — продыха нет. И все валят и валят, вешают и вешают… Как в теплый Киев ехать, искать под цветущими каштанами голову Горделадзе, так Каширин с Повзло, командировочными в гривнах, а как пропавших синяков по холодным помойкам — так Марина Борисовна со своими девочками. А еще справки, а еще новеллы… Тут не то что постареешь до времени, скоро вперед ногами вынесут… Нет, надо искать спонсора и завязывать с этим Агентством.
Марина нервно закурила и присела на обшарпанный коридорный диван. Но при виде проходившего мимо Князя она лучезарно улыбнулась:
— Гамарджобат, сихварули чеме!
Любит наша Марина все-таки чернявых мужичков.
Гвичия картинно встал на носки, раскинул руки в сторону, как в лезгинке, и таким образом плавно засеменил в буфет.
— Как ты думаешь, — хихикнула Агеева, — Зурик сойдет за спонсора?
— Аск! — одобрительно кивнула я. — У него там, небось, в заначке либо чайная фабрика в Зугдиди, либо цех по переработке мандаринов в Сухуми.
— Сухуми — это Абхазия, — машинально поправила Марина.
— Да? — удивилась я. — Кто бы мог подумать… А это что — не Грузия?
Агеева на секунду задумалась, но я, вспомнив о возможном отпуске в сентябре, снова спросила:
— А Ялта?
— Ялта — уж точно не Россия.
— Ну ничего себе! А мама моя в юности всегда в Ялту ездила и говорила, что это — русский город.
— Ну, это когда было… Еще до Хрущева.
— Ба, девчонки, да вы никак геополитикой увлеклись, — тормознул возле нас Каширин.
— Нет, Родька, ты только подумай: уже на бархатный сезон некуда съездить! — искренне возмутилась я.
— Ничего, я скоро вас всех в Аргентину приглашу на свое ранчо.
Совсем Родька одурел от своего наследства.
— А я — патриотка! — заявила я ему.
— Брось, Светик, небось опять паспорт заграничный просрочила, а в ОВИР лень идти.
В ОВИР действительно идти не хотелось, но и поддаваться Каширину не было настроения. Поэтому я встала, завершая разговор, и направилась к своему кабинету. Но Агеева придержала меня за руку.
— Света, ты же дала согласие помочь…
— Да? — изумилась я: вроде про море и мандарины говорили. — А что случилось?
— Да понимаешь, у меня Соболина заболела, а в Агентство сейчас одна дама едет — кто-то у нее там пропал; она так рыдала по телефону, что я толком ничего не поняла. Может, ты хоть первичную информацию снимешь, а?