— Почему-то я уверен, — язвительно произнес я, — что ты узнаешь этого человека, как бы сильно он ни изменился.
— Вы совершенно правы, капитан.
Я усмехнулся. А ведь Шолтри нуждается во мне не меньше, чем я в нем.
— Не слишком приятная перспектива — иметь в экипаже бывшего мятежника.
— Понимаю ваши сомнения, капитан. Но я не имею ни малейшего желания предавать вас. Просто нынешняя профессия с каждым днем становится для меня все труднее.
Редрак смотрел на меня подкупающе честным взглядом. Такой взгляд бывает лишь у очень талантливых обманщиков.
— Есть лишь одна возможность зачислить тебя в экипаж, — твердо сказал я. — Психическое кодирование.
Редрак вздрогнул. И быстро поднялся из кресла.
— Не проводите ли меня в карцер, капитан? — вежливо поинтересовался он. — Я с удовольствием поскучаю там до первой обитаемой планеты.
— А может быть, проводить тебя до шлюза? — поинтересовался я. — Мы еще не стартовали, и через пару часов ты можешь вернуться к прежним занятиям.
Редрак кивнул. И со странной гордостью сказал:
— Хорошо, капитан. Я согласен погибнуть свободным человеком. Но жить рабом не соглашусь никогда.
Вот так шулер-пропойца… Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Впрочем, против этого лозунга я ничего не имею.
— Я предлагаю тебе частичное кодирование, а не полное подавление воли. Улавливаешь разницу?
— И какие же правила ты собираешься мне навязать?
Я насмешливо разглядывал настороженное лицо Редрака. К счастью, мне не приходилось изобретать велосипед. Умный писатель, живущий неподалеку от «Ньюорка», придумал их давным-давно. Все, что от меня требуется, это переделать три азимовских закона робототехники для человека…
— Первое. Ты не должен своим действием или бездействием причинить вред членам экипажа моего корабля. Справедливо?
Редрак неуверенно кивнул.
— Второе. Ты должен выполнять свои уставные обязанности в той мере, в которой они не нарушают первый закон. Согласен?
— Да…
— Третье. Ты вправе совершать любые поступки, которые не нарушают два первых закона. Вот и все условия.
Разумеется, я порядком исказил азимовские законы. Начиная с того, что свел понятие человека к гораздо более узкому кругу членов экипажа… Но что поделаешь, Редрак не робот, а я не миротворец, решивший его перевоспитать.
В белых перчатках в космосе не путешествуют.
— Твои правила очень напоминают клятву верности на пиратских кораблях, — хмуро сказал Редрак.
— Тебе виднее.
— А какое наказание последует за нарушением закона?
— Обычное. Остановка дыхания и сердечной деятельности.
Редрак молчал.
— Решай, — сказал я. — Решай, Шолтри. Я всего лишь хочу получить гарантию твоих обещаний. Соглашайся — или отправляйся в карцер. До ближайшей планеты, где есть жизнь, тебя доставят.
В люк постучали. Тихо, но настойчиво.
Я раскрыл слипающиеся глаза и приподнял голову. Да, место для отдыха я выбрал замечательное. В шлюзовой камере, на холодном, покрытом шершавой керамической броней борту вездехода. Если я не получу воспаление легких, то буду обязан этим лишь надежной теплоизоляции полетного костюма. Под головой у меня лежала сумка с ремонтным комплектом, а сантиметрах в десяти от вытянутой руки светился раскаленным жалом невыключенный паяльник.
Присев, я потер лицо холодными ладонями. Какого дьявола автоматика поддерживает в шлюзе температуру окружающей среды? Морально готовит к обстановке на планете или экономит энергию?
Последнее нам не требуется. Падая в джунгли, корабль повредил не реактор, а дюзы и половину всей автоматики.
Другая половина вышла из строя еще раньше, по время короткого, занявшего не более двух секунд, поединка с пиратским кораблем. Его деструкторы, настроенные на материал логических кристаллов компьютеров, вывели из строя большую часть нашей электроники, прежде чем залп наших лазерных излучателей пробил защиту корсара. Вражеский корабль превратился в облако раскаленного газа, а мы пошли на вынужденную посадку…
В люк постучали снова. Я взглянул на часы и вздохнул. Пять часов сна явно недостаточно после двух суток непрерывной работы… Интересно, а зачем барабанить в люк, не проще ли нажать кнопку?
Я повернул голову на звук. И лишь после этого в полной мере осознал нелепость происходящего.
Стучали не в дверь, ведущую во внутренние помещения корабля. Стучали в наружный люк.
Сон как ветром сдуло. Я коснулся короткого плоскостного меча, висящего в магнитных ножнах на поясе, откинул фиксатор. Ничего, способного противостоять атомному оружию, снаружи быть не могло — сразу же после посадки корабль включил генератор нейтрализующего поля. Ни лазерные пушки, ни деструкторы, ни термоядерные бомбы в нейтрализующем поле не сработают.
Впрочем, какие лазеры могут быть на планете, где господствует феодальный строй?
Наверное, это мое самое слабое место. Я не могу не открыть дверь, в которую стучат — пусть даже за ней неизвестность. С детства не терпел отключенных телефонов и запертых замков.
Конечно, наружную броню корабля покрывали сотни детекторов, способных, помимо всего прочего, дать отличное объемное изображение пространства перед кораблем. Но ремонтом этих датчиков я как раз и занимался, когда меня сморил сон.
Коснувшись управляющих сенсоров, я набрал комбинацию цифр, разблокирующих люк. Электронный замок был слишком прост, чтобы выйти из строя под ударом деструктора.
По экрану климатических детекторов — их тоже пощадил случай — скользнула строчка символов, автоматически переведенных подсознанием в привычные величины.
«Атмосфера пригодна для дыхания, токсические примеси отсутствуют. Температура — плюс семь градусов, влажность — сорок шесть процентов, скорость ветра — полтора метра в секунду.»
Не слишком-то уютное место…
Повторно коснувшись сенсора, я подтвердил команду на открытие люка. Тяжелая, полуметровая толщина плиты медленно поползла вверх.
Яркий белый свет включившихся ламп разогнал темноту перед люком. Водяная морось, оседающая на раскисшую землю, узкая и короткая металлическая лесенка, уходящая вниз, поваленные при посадке деревья, напоминающие обмотанный колючей проволокой саксаул.