— Тогда кто же его убил?! Все же говорит за то, что… — возмутился Воронов и глянул на всех собравшихся, ища поддержки, — что именно она убила своего мужа.
— Зачем? — задал вопрос Мухин, который не давал ему покоя уже неделю, ровно столько времени прошло с момента обнаружения ремонтной службой трупа Хаустовой. — Зачем ей было убивать его? Разве у нее был мотив?
— А деньги? — хмыкнул Воронов. — Это ли не мотив! Целый чемодан денег!
— Кто их видел, коллега? Все только предполагали, что в кейсе, с которым вышла Зоя из дома, были деньги. Предполагали почему? — спросил Мухин и тут же ответил: — Потому что незадолго до этого господин Хаустов с какой-то непонятной блажи обнулил один из счетов. И потому, что денег этих в доме не обнаружили. Так кто может с уверенностью утверждать, что он эти деньги не дал в долг. Или, наоборот, не погасил свой долг, о котором мало кому известно было. Может, он вложил их куда-то. Или братцу своему, к примеру, отдал за то, что тот остается выполнять за него должностные обязанности. Мог он ему подобное денежное вознаграждение посулить? Запросто. С какой тогда стати Хаустову-старшему надрываться и в банке брата тоже. У него своя фирма солидная и требующая такой же солидной отдачи. Вот он мог ему эти деньги и подарить в качестве авансируемой зарплаты. А что Зоя вышла с кейсом из дома… Это ни о чем не может свидетельствовать. Кстати, супруг мог ее попросить отвезти эти деньги его родному брату. Почему нет?
— А почему тогда на такси? — вцепился тут же Воронов, которому эта объявившаяся Хаустова перечеркнула все надежды на новые погоны.
— Хороший вопрос, коллега, — скупо улыбнулся Мухин. — Очень хороший вопрос, но я был готов к нему и узнал кое-что… Так вот, на такси она поехала по одной простой причине, что ее автомобиль на тот момент был заперт уже в подземном гараже банка. И автомобиль ее мужа тоже. А в аэропорт они должны были отправиться на служебной машине банка. Ведь нам известно, и все мы помним… — ядовито хмыкнул в сторону Воронова Александр Викторович, — кто обнаружил труп Хаустова.
— Водитель, который должен был везти их в аэропорт, — нехотя вспомнил Стас. — Он прождал в машине, они не спустились. Тогда он поднялся в квартиру. Дверь не заперта. Он и обнаружил труп.
— Вот именно, коллега. Свой транспорт у Хаустовых был заперт в подземном гараже банка, вот и вынуждена была Зоя выехать по срочному делу или поручению на такси. Кстати, уехала она задолго до того, как за ними пришла машина. То есть, если предположить, что муж ее послал куда-то с поручением, то у нее имелся запас времени до вылета. Итак, господа коллеги, предлагаю принять мои выводы как одну из рабочих версий.
— То есть вы хотите сказать, что Хаустова не убивала своего мужа, а уехала по его поручению куда-то…
— Не куда-то, а в фирму к его брату. Там ее жизнь и оборвалась.
— Она уже не ответит, — заметил кто-то бесцветным голосом, так что бы Мухин не смог определить хозяина.
— Она — нет. Но у нас имеется целая дюжина предполагаемых свидетелей, которые наверняка видели ее там. — Мухин обвел взглядом всех присутствующих, отметил их недоумение и продолжил: — У нас имеется целый штат сотрудников охранной фирмы, которые несли там вахту, и в тот день тоже. Незамеченным не мог попасть за забор и выехать оттуда никто.
— А я вот прошел. И меня никто не остановил, — вдруг вспомнил Воронов.
Должен же он был хоть в чем-то поддеть этого надменного Мухина. Воображает тут из себя, перечеркивает месячную работу всего отдела, пускай и трехгодичной давности, но все же.
Они же тогда работали, и как! Ему вот, помнится, даже с девушкой расстаться пришлось, потому что не хотела она никак понимать, почему он не пришел к ней на день рождения. И что за план перехват такой, в котором ему необходимо участвовать лично? И разве это не могло подождать до следующего утра?
А не могло подождать. Позвонили из соседнего района, что будто бы задержали женщину с похожими приметами, он и помчался. Ошибка вышла, но вернулся назад уже к утру.
А девушка понять не смогла, и не простила, и дверь перед самым носом у него захлопнула.
И рвались и метались, как сумасшедшие, забыв про отпуска и выходные. А Мухин вот сидит сейчас, самодовольно цедит слова…
— Что вы хотите этим сказать, коллега? — все же спросил после затяжной паузы Александр Викторович.
— То, что, когда в фирме шла реконструкция боксов в транспортном цехе и гараже, вход на территорию охранялся из рук вон плохо, — с тайным торжеством начал говорить Стас Воронов. — Я несколько раз входил и выходил оттуда, не предъявляя временного пропуска, который мне подписал Сергей Хаустов.
— А с чем это было связано?
Мухин раздраженно провел рукой по поблескивающей макушке, пытаясь прикрыть ее скудной рыжеватой растительностью. Этот жест у него был отработан и стал почти рефлекторным, и каждый в отделе знал: если начальник теребит макушку, стало быть, рассержен.
Но Воронова его сердитость не испугала. Он, как раз напротив — обрадовался. Надо же сорокасемилетнему начальнику хоть в чем-то подножку подставить. Чтобы не задавался, не заносился выше их всех. Сидит, понимаешь, умными глазами на них смотрит. Будто они все дураки, и десятки версий в свое время не строили. Только сколько бы они не строили, сошлись все на той, которая три года благополучно считалась единственно правильной.
Мухин, видите ли, клонит теперь к тому, чтобы родного брата погибшего виновным счесть. Он хоть и не озвучил пока своих умозаключений, но Воронов сразу уловил, куда вдруг подул ветер.
А вот сам Стас не был склонен подозревать Сергея Хаустова. И причина тому имелась всего одна — та самая генеральная доверенность, которую выдал ему брат за неделю до своей смерти. Многие, очень многие считали и тогда — три года назад — и теперь считают, что это самый веский, самый значимый мотив для убийства.
А вот Стас Воронов считает, что как раз наоборот. Это же каким идиотом надо быть, чтобы укокошить родного брата после того, как получил от него такой документ? Это же конченым идиотом надо быть, чтобы после этого пойти на убийство. Это просто самому себе после этого приговор собственноручно подписать, и все!
Сергей Хаустов не был идиотом, не производил впечатления жуткого завистника. Сергей Хаустов — по мнению Стаса Воронова — был рабочей лошадью, который трудился даже не ради денег и накопления их, а потому что получал удовольствие от самого процесса. Ему казалось, что Хаустов, с его умением и желанием постоянно работать, способен был поднять любой безнадежный бизнес. Причем заметил бы, что дико обогатился, в самый последний момент. Все остальное время он бы просто усердно и с удовольствием работал.
И умным он ему показался очень, и не способным совершать глупые, необузданные поступки.
Нет, Хаустова из числа подозреваемых он убрал сразу. Панова, после долгих колебаний, тоже.
А вот на тот момент только что принятого коммерческого директора, что вечно смотрел ему прямо в рот по любой причине увлажняющимися глазами, Воронов долго с крючка не снимал.