Он сел к столу, ощутив, как у него напряглись мышцы спины. Они сделались сильными, упругими; сейчас я напишу это, подумал он, сейчас я напишу главу "параллели" и приложу таблицу с началом моего поиска и анализа колебаний цен на какао-бобы. И скажу, что Белый дом в течение ближайших недель начнет интервенцию; морская пехота, "спасение жизней американцев" и все такое прочее; статьи в купленных ЦРУ газетах сегодня слово в слово повторяют доминиканское интермеццо; меняются лишь фамилии и название страны, текст можно оставлять прежним… Бедная девочка, неужели я не смогу ей помочь? Маленький мой зеленоглазый козленок, замученный нашими сварами с Элизабет, не простивший мне тишину с Гала, как же я люблю тебя, кровь моя, как же горько мне без тебя, но ведь нужен тебе не я, а Санчес, я обязан лишь гарантировать исполнение твоих желаний, в этом долг отцов, только в этом, в чем же еще?!
В девять утра Вернье связался с редакцией в Мадриде.
— Я закончил врезку о Гаривасе для материала об интервенции в Санто-Доминго, пошлю ее вам "экспрессом", по-моему, удалась; во всяком случае, я ударил наотмашь…
…В одиннадцать часов к нему позвонили из Гамбурга; Вернер Хор, шеф финансовой службы концерна, прилетает в Париж, надо встретить, он относится к тем немцам, которые иностранных языков не изучали, типичный мекленбуржец.
— Гала, — сказал Вернье, — приготовь обед, побольше мяса, прилетает один из моих боссов, его надо ублажить.
— Хорошо, милый. Какого мяса купить?
— Ах, ну я не знаю, право! Купи свинины. Или баранины.
— Хорошо, милый, не думай об этом. Я что-нибудь сделаю и обязательно натушу капусты, он ведь должен, как и все истинные немцы, любить капусту?
Хор, однако, отказался приехать на обед к "герру Пиксу", предложил перекусить в баварском ресторане на Елисейских полях, ему, видите ли, сказали, что там дают настоящий айсбайн [20] и вообще национальная кухня; в моем возрасте, добавил он, нельзя ничего менять, кухню тем более.
Официантка, одетая, как и полагается быть одетой в деревенском ресторанчике под Мюнхеном — белая кофточка с вышивкой, расклешенная юбочка с кринолином и фартук, принесла айсбайн, козий сыр и пенное пиво в больших кружках.
Хор ел хмуро, вяло интересовался распространением изданий, связанных с вопросами экономики, нефти и финансов во франкоязычном мире, отвратительно мял салфетки; тонкие губы финансиста вызывали в Вернье неприязнь, особенно оттого, что были постоянно сальные, словно бы он так и жил с куском айсбайна за щекою, тщательно его пережевывая.
От кофе Хор отказался.
— Берегу сердце, герр Пике, и вам рекомендую… Мы старики, в нашем с вами возрасте за здоровьем надо следить… Единственно, о чем я молю бога, это о том, чтобы умереть по-быстрому. Непереносимо лежать с перекошенной мордой, парализованному… Не находите?
— Я запасся цианистым калием.
— А кто положит его вам в рот? — оживился Хор. Сиделка? Ее отправят под суд. Родственники? Они тоже не захотят встречи с законом. А вы и не доползете до стола, где храните эту удобную смерть, вы же парализованы, под вас "утку" будут подкладывать… Но при этом можете обо всем ясно думать… И вас постоянно, с утра до вечера, будет обуревать ужас, которым вы ни с кем не сможете поделиться: деньги кончаются, чем кормить семью, внуков, грядет нищета, что может быть страшнее? Я пережил нищету, знаю ее гнет. А вы, герр Пике?
— Тоже.
Хор покачал головою.
— Вы пережили ее молодым, одиноким, это не есть нищета, это лишь временное неудобство… Трагедия наступающей нищеты ощутима по-настоящему лишь тем, кто обременен детьми и внуками… Если, впрочем, он человек, а не мотылек… Ладно, теперь о деле, герр Пике… Вы очень мало пишете в здешних изданиях, ваши публикации аморфны, в них нет угодной концерну позиции… Я уполномочен передать вам просьбу руководства… Пока это просьба… Пока… Либо вы определитесь, либо ваш объективизм перестанет нас устраивать и мы будем вынуждены отказаться от ваших услуг здесь, в Париже…
— Что не устраивает Гамбург в моих обзорах?
— Плазменность.
— То есть?
— Расплывчатость, внепозиционность, излишнее копание в деталях… Словом, если вы не дадите несколько обзоров о положении в Латинской Америке, особенно о начатой коммунистами вакханалии хаоса в Гаривасе, о подъеме экономики Сальвадора в свете американской помощи, нам придется расторгнуть контракт, тем более что срок его истекает в декабре…
— Я подумаю, герр Хор…
— К сожалению, у нас нет времени, чтобы ждать… Я должен увезти ваш обзор по Гаривасу с собой, герр Пике. Обзор должен быть связан с самоубийством Грацио, сунувшегося в авантюру с безумцем Санчесом.
— Когда вы намерены улетать?
— Как только получу материал. Мы же знаем, что вы можете написать десять страниц за день… Вот я два дня и стану отсыпаться в отеле, невероятно устал, ничего не попишешь, старость…
…Проводив Хора в отель, Вернье зашел в "Клозери де Лила", маленькое кафе, любимое место молодого Хемингуэя, заказал кофе, закурил и подумал холодно, спокойно, без той внутренней дрожи, которая била его, пока он обедал с Хором: "Это не просто начало атаки, это ее конец. Они, видимо, все обо мне знали, они терпели меня, пока можно было терпеть, а сейчас у них нет времени, в Гаривасе начнется резня, им нужно заблаговременно готовить позиции… И они знают, сколько денег из тех, что они мне платят, я перевожу Элизабет и Гансу… Это половина всей суммы, а еще четверть уходит на оплату кредита за парижскую квартиру… Считать они умеют, точно просчитали, что без их контракта я останусь нищим. И они отлично понимают, что я не сутенер, не смогу жить на деньги, которые Гала зарабатывает в своем салоне… Что ж, придется крутиться, как в молодости, когда я перебивался мелочью в десяти журналах, ничего, кое-как хватало…"
Он спустился в туалет, разменял у женщины, убиравшей там, десятифранковую купюру на жетоны для телефона-автомата, потом сообразил, что их не хватит — звонить надо не в город, а в Мадрид, поменял сто франков, набрал номер, представился, попросил главного редактора; ответили, что главный на совещании в министерстве информации, вернется поздно.
— А его заместитель?
— Он проводит с сотрудниками обзор подготовленных материалов, сеньор Вернье, что ему передать?
— Нельзя ли пригласить к аппарату Хорхе Гарденаса, он ведет мой материал для следующего номера о Гаривасе и Доминиканской Республике?
— Одну минуту, я попробую.
В трубке зазвучала тихая, нежная мелодия.
"Быстро научились испанцы нашему опыту, — подумал Вернье, — музыка в телефоне — надежная гарантия от подслушивания, секретарям не надо зажимать потной ладошкой трубку, все равно отдельные слова можно было понять".
— Сеньор Вернье, ваш редактор сейчас в городе, — голос сама нежность, сразу ясно, лжет, — но он оставил записку… Ваш материал снят, его перенесли, но точный номер пока еще неизвестен.