— Забыла тебе сказать, — опомнилась я. — Скоро Диана приедет. Она позвонит в дверь, и домофон разбудит Гошу.
Только я успела произнести эта слова, как домофон и в самом деле разродился гудком, и Полина резво метнулась к переговорному устройству.
— Диана, — объявила она, посмотрев на экран. — Тащи тарелки в беседку, она на природе любит.
Диана приехала в полном соответствии с обстоятельствами — с кастрюлькой теплых котлет для раненого, ананасом и пол-литрой.
— Водка нам, остальное — ему, — посмотрев на Гошу, объявила журналистка, и мы с ней не спорили. Накрыли стол в беседке и отлично откушали отбивные под водку и салат.
— Ну и дела у вас, девицы, — стянув у меня сигаретку, вздохнула Дуся. — Чем думаете заняться?
— Периметр исследовать, — ответила я.
— Интересно как? — усмехнулась гостья и ткнула пальцем нам за спину. — Его не боитесь удивить?
Мы обернулись, расправили листья дикого винограда, густо увившего беседку, и увидели на крошечном балкончике второго этажа дома учителей Ивана Павловича, уютно устроившегося в кресле-качалке с рюмашкой наливки и толстой газетой.
— Давно сидит? — спросила Полина.
— Примерно столько же, сколько и мы, — хмыкнула Диана. — Его жена, судя по взглядам, копошится где-то в огороде. Он на нее сверху поглядывает.
— Надо же какая неудача, — расстроилась Полина. — И кобель их цепью не гремит, значит, где-то по участку бегает. К их забору подойдем, такой лай поднимет…
— То-то и оно, — согласилась Диана. — Караулят.
— Неужели они? — Я с сомнением покачала головой. — Такие достойные люди…
— Если им предложили помощь в отпугивании черных риелторов, они и не на такое согласятся, — заметила Диана. — Черта с рогами в дом пустят…
— И вообще, их могли запугать, обмануть, дать столько, что они не смогли отказаться.
На дорожке от дома показалась покачивающаяся фигура, обмотанная пледом. Кусок пледа волочился сзади по плиткам дорожки, кошки пытались с ним поиграть, поверх пледа торчала нечесаная голова модного стилиста.
Видимо, Гошу так пугало собственное отображение в зеркале, что он не смог заставить себя к нему приблизиться. Как встал лохматый, так и пошел.
— Привет, — хмуро буркнул он. — А я думал, где вы все?
— Здравствуй, Гошенька! — так сердечно воскликнула Диана, что Стелькин оглянулся назад и посмотрел, к нему ли Колбасова обращается. — Как ты себя чувствуешь, дорогой?! Я тебе котлеток привезла и ананас. Вот. Садись ешь.
Если бы Диана сказала: «Гоша, я к тебе подстричься приехала», то вряд ли Стелькин удивился бы больше. Он разинул рот и минуты на две потерял дар речи. Стоял, обмотанный пледом, и рассматривал ананас.
— Садись, садись, друг любезный. Головка не кружится? Не тошнит? — Гоша заставил себя помотать нечесаными патлами. — Вот и славненько. Рюмочку примешь? Или врачи запретили?
Колбасова, как обычно, была приятно непредсказуема.
В беседке мы просидели до сумерек, а потом пошел дождь. Иван Павлович тоже сидел на своем утлом балкончике до первых капель, попеременно посматривая то в свой огород, то в нашу сторону, и мероприятия по розыску следов пришлось отменить.
Мы проводили Диану до такси, легли спать, а в два часа ночи соседний дом взлетел на воздух.
Я еще и уснуть-то толком не успела, лежала в постели и только-только попрощалась с последней овцой.
Грохот был такой силы, что в соседней спальне, выходящей окном на взорванный бандитский дом, вылетели стекла, а наше жилище, казалось, подпрыгнуло и осыпалось черепицей.
За стеной визжал Гоша. Это на него упали стекла и куски занавесок. Все окрестности освещал огромный факел — дом бандита устоял стенами, но из всех окон неслось пламя. Крышу дома разметало по всем участкам, и огонь огромным факелом бил в черно-фиолетовое небо.
Успокоив кое-как Гошу, мы высыпали на улицу и, бестолково суетясь, принялись затаптывать тапками попадавшие во двор пылающие обломки. Искры летели во все стороны, в переулке надрывались сирены подъезжающих пожарных машин, паника была такой, что нефтяник Стрельников поднял на ноги всю охрану, вооружил ее до зубов чем было разрешено и запрещено и окружил свой дом двойным оцеплением.
Наша компания в пижамах и пеньюарах ни у кого из охраны удивления не вызывала. Пацаны сами были сплошь в рубашках и ботинках на босу ногу.
Милиции, пожарных и медиков наехал полный переулок. Медикам мы на всякий случай показали Гошу, и равнодушная медсестра намазала ему зеленкой царапину на затылке.
— Все!! — орал стилист. — К маме!! Лучше с плесенью, чем с вами!!
— Не вопи, Гоша, — умоляла Полина. — Куда ты ночью?! Ты Тамару Григорьевну в гроб загонишь. Посмотри на себя. Нос распух, башка в зеленке!
— А-а-а, — завопил Стелькин и помчался то ли к зеркалу, то ли к чемоданам.
Мне очень хотелось сказать ему вслед, — а ведь мы тебя предупреждали, — но, вспомнив о возможной канонизации после смерти (не исключено, что скорой), я помчалась в дом отлавливать обезумевшего стилиста.
Гоша среди осколков и обрывков судорожно разыскивал свои штаны. Я кое-как привела его в чувство, сказала, что царапина на голове не представляет угрозы для жизни и вообще едва заметна, и он обиделся:
— А ты не могла запретить меня зеленкой мазать?! Я же спиной сидел, не видел, чего она там приготовила! У меня глаз на затылке нет!
— И хорошо, что нет. А то бы выбило, — своеобразно утешила я Гошу и вырвала из его рук разыскиваемые штаны. — Успокойся, сядь. Да не здесь! Здесь все в стеклах!
Стелькин испугался за свою чуть не израненную задницу и выдрал из моих рук штаны. Появившуюся в спальне Полину он вообще встретил матом.
— Это конец, — огорчилась Караулова. — Я первый раз слышу, как Гоша ругается.
— Ну не все же мужику «проти-и-и-вный» говорить, пора бы и мату выучиться, — вздохнула я и пошла к аптечке.
Такой стресс снимается только лекарствами или самогоном Ивана Павловича.
Рассвет мы встретили на диване в гостиной возле полной пепельницы и пустой бутылки виски. Гоша задремал на Полинином плече, я калачиком свернулась по другую от нее же сторону, кошек нигде не было.
— Взрывом напугались, — позевывая, предположила Полина.
— Угу, — также сонно согласилась я. — Пошли спать?
— А Гоша?
— А мы его тихонько здесь устроим.
— Давай. — Полина осторожно переложила голову с пятном зеленки на диванную подушку.
Гоша только хрюкнул и подскреб под себя думочку.
Поспать удалось совсем немного. В половине одиннадцатого меня разбудил звонок сотового телефона.