— Что ж… не лишено смысла, — пробормотал столичный чиновник. — Хорошо бы узнать ситуацию, так сказать, в процессе развития…
— Все в свое время, — пообещал Авиатор и легонько хлопнул в ладоши. — Давайте, господа, сначала отужинаем…
Официанты заскользили за спинами гостей, гости рассеянно принимали закуски и есть не торопились. Валентин Наумович надел очки и придирчиво изучил каждую маслину, украсившую тарелку. Гнедой, так и не дождавшись ни от кого поддержки, опрокинул в рот бокал с бренди.
Ему тут же добавили повторную порцию, и Туполев произнес тост:
— За благоразумие, господа.
Рекомендация прозвучала многозначительно, и гости вновь потупили взоры. Пожалуй, каждый из них проклинал минуту, когда дал согласие на приезд в этот оцепленный отель. То, что хозяин «Корабельной рощи» намерен разобраться в этой истории до конца, ни у кого не вызывало сомнений.
Первая перемена блюд прошла в абсолютном молчании. Гости подкрепились, и под жюльен и заливную рыбку Семен Иванович отважился на вопрос:
— Назар Савельевич, вы можете нам сказать, кто установил подслушивающие устройства?
— Этот человек уже мертв, — пояснил Туполев, и я услышала двухголосое «ах» и «о-го-го» со стороны Коротича и Гнедого. «Ах» Коротича прозвучало довольно испуганно, Юлий Августович прогоготал весьма заинтригованно.
— Его убили? — поднял брови Семен Иванович.
— Да. Взорвали вместе с домом, из которого велось наблюдение.
— Вот оно что, — пробормотал Протопопов и покосился на Аркадьевну. — Это ваш сосед, Полиночка?
Мадам опустила голову и ничего не ответила. Сема принял ее молчание за утверждение и повысил голос:
— Но зачем покойному все это понадобилось?!
— Любопытство, — просто ответил Назар. — Глупое, детское любопытство. Он не знал, что иногда обладатель информации быстро становится покойником.
— А кто еще погиб? — продолжал солировать Семен Иванович. — Вы говорили, что погибли уже два человека… или я неправильно понял?
— Его невеста. Она случайно оказалась под рукой убийц, и ее убрали просто из осторожности. Из этого следует, что с записями разговоров связано что-то очень серьезное…
— Что-то очень серьезное, — эхом повторил Семен Иванович и опустил взгляд на тарелку с рыбой.
Гнедой откинулся на спинку стула, легонько цыкнул зубом и, не старательно скрывая усмешку, обратился к Туполеву:
— Значит, вы, Назар Савельевич, собрали нас здесь только для того, чтобы предупредить о возможности шантажа? — усмехнулся более явно и продолжил: — Но ведь наш с вами разговор вы знаете прекрасно — ничего секретного в нем не было…
Назар упер гнетущий взгляд в переносицу насмешника и тяжеловесно произнес:
— Вы несколько минут беседовали по сотовому телефону в другой комнате, Юлий Августович. Там тоже стоял микрофон. И я не хотел бы, чтобы в случае каких-то неприятностей вы могли бросить мне упрек — информация дала утечку именно после нашей с вами встречи.
Гнедой высоко поднял брови и какое-то время молча изучал хозяина отеля. Потом отвернулся, и я увидела его лицо. Судя по выражению задумчивости, Юлий Августович догадался — он в числе подозреваемых, так как уверенности в том, что не он, Гнедой, решил воспользоваться информацией, добытой чужими руками, у Авиатора нет.
Переместив тело в другую сторону, инвестор оперся грудью на стол, протянул руку за солонкой и тут увидел давно прокравшегося на ужин Стелькина. Раньше обзор Юлию Августовичу загораживал сидящий между ними Семен Иванович.
Гоша сидел прямо, жевал мерно и смотрел куда-то вдаль, за спину Полины. Рука Гнедого на мгновение зависла над столом, потом два раза промахнулась и убралась назад, цапнув солонку лишь с третьей попытки.
Сев прямо, Юлий Августович повторил позу Стелькина — остекленевший взгляд за спину визави, руки что-то теребят, — потом вновь легонько поворотился к стилисту и взглянул более пристально. Бритый череп Гоши вызвал у Юлия Августовича заметные сомнения, он сидел, косился и усиленно соображал: тот ли это человек или произошла ошибка?
Пожалуй, эту секундную заминку над солонкой и косые взгляды заметила только я. Назар Савельевич во время этой сцены лицезрел только затылок Юлия Августовича, остальные были так погружены в собственные мысли, что странное поведение господина инвестора не зацепило их внимания.
Практически в полном молчании — гости помнили просьбу хозяина сначала отужинать — прошла очередная перемена блюд, горячие закуски стремительно исчезали с тарелок, все ритмично двигали челюстями и ждали окончания тягостно затянувшегося ужина.
Кофе, коньяки и легкий перекус подали в дубовую гостиную. Назар широким жестом пригласил туда гостей и, оставаясь на пороге столовой, произнес:
— Думаю, у вас назрело множество вопросов. Мой помощник Антон детально введет вас в курс дела. Я буду через двадцать минут, располагайтесь.
Мужчины, перебрасываясь угрюмыми взглядами, разместились по диванам и креслам, закурили и молча уставились на застывшего в центре зала Антона. Полина и Стелькин скромно уселись в углу возле столика с напитками. Меня посвящать было не во что, я мысленно пожелала Антону успехов в нелегком испытании и улизнула к лестнице на второй этаж.
Назара я нашла на террасе новобрачного номера. Засунув руки в карманы брюк, он, зажимая сигарету зубами, морщась от дыма, курил и смотрел на освещенную предзакатным солнцем золотисто-розовую реку. Услышав за спиной шаги и нисколько не сомневаясь, кто мог так нахально проникнуть в его апартаменты, Туполев горько произнес:
— Бред какой-то… Нелепость и бред! Чувствую себя коверным в антракте на арене… — помолчал, докуривая сигарету, затушил ее одним движением в пепельнице и добавил: — Но другого выхода не было. Что у тебя?
— Коротич и Протопопов знакомы. Гнедой откуда-то знает Стелькина. Или видел раньше.
— Уверена?
— Почти на все сто. Причем в обоих случаях знакомства не из приятных. Строитель едва в бега не ударился, когда Семена Ивановича увидел у стойки регистрации…
— Полина? — Олигарх многозначительно задрал брови.
— Не знаю, — смутилась я. — Не успела спросить.
— Так какого черта ты все это время делала?!
— Не ори, — отважно цыкнула я, — Фигаро там, Фигаро — тут… Я везде не поспеваю.
Авиатор унял нервы и сказал:
— Спустись к ней и спроси.
— Сейчас нельзя. Сейчас ее «любимые» со всех сторон дружески пытают. А это не для моих слабых нервов, начну обязательно заступаться и все испорчу. Там Антон за ними присматривает. Дай прикурить.
Меня пробирала зябкая дрожь, сигарета дрожала над огоньком туполевской зажигалки, и он усмехнулся:
— Дрейфишь, оловянный солдатик?