Джон Джонсон поджидал меня в центре ГУМа, у неработавшего фонтана.
— Почему не улыбаетесь, мистер Телегин? Надо улыбаться всегда, даже на электрическом стуле… — ощерился в вечном американском «чи-и-зе» Джонсон.
— Не до улыбок! Одни неприятности… — обреченно махнул я рукой.
— Тем более надо улыбаться. Что у вас случилось? Рассказывайте…
— Наехала на меня какая-то кавказская группа. Собирается весь бизнес порушить или взять под свой контроль.
— Конкретно! Кто?
— Если б знать! Звонивший мне сказал в самом начале: «Дважды Батоно не повторяет…» Точно! Их босса зовут Батоно!
— Но ведь так в Грузии обращаются к уважаемому человеку, насколько я знаю… Ладно, я попробую кое-что разузнать. Ждите моего звонка. Возможно, эти грузины просто не знали, что вы работаете на нас, а то бы не осмелились!
Что-то уж больно американец уверен в возможностях своей организации! Конечно, они могут многое, особенно теперь, но этих кавказских отморозков вряд ли можно задавить авторитетом даже такой могущественной организации, как ЦРУ. Ну да посмотрим. Надежда умирает последней… Черт возьми, что-то я одними пословицами и поговорками начал мыслить! Не к добру…
Не очень-то я поверил Джонсону, что он сможет помочь приструнить кавказскую группировку, но все же от его моральной поддержки стало как-то поспокойнее. Я даже смог продолжить занятия с Владом Стругом, которого решил подготовить на смену окончательно зарвавшемуся Мозолю.
Со Стругом я должен был увидеться во второй половине дня в той же пивной, в которой мы частенько беседовали с Пашкой. Туда я отправился на городском транспорте.
В метро я сразу почувствовал, что за мной наблюдают. Шел за мной, совершенно в открытую, молодой грузин в малиновом пиджаке. Он все время норовил держаться рядом со мной, нахально наступал на ноги, пихался, всячески вызывал на взрыв. Но я терпел…
На переходе на кольцевую линию я было решил, что мне удалось оторваться от плотной опеки, однако ошибся. На станции «Таганская» мой преследователь опять оказался рядом. В этот момент я как раз подошел к самому краю платформы и заглянул в тоннель, проверяя, не идет ли поезд. Когда я оглянулся, грузин стоял рядом и, издеваясь, уколол меня в зад острым концом пилки для ногтей. Больше я сдерживаться не мог. Хотел наорать на него, ударить, но тут послышался лязг приближающегося поезда, и я еще раз пересилил себя, подумав, что смогу избавиться от преследователя, выскочив из вагона перед самым закрытием дверей. К этому маневру мне, однако, прибегать не пришлось.
Поезд уже влетел на станцию и, замедляя ход, готовился к полной остановке, когда тот, на кого я раньше вовсе не обращал внимания, блондин невысокого роста, подскочил к грузину сзади и сильно толкнул его на железнодорожные пути, прямо под колеса первого вагона.
Визг тормозов, ужасный вопль, людское многоголосье — на все это я не обратил внимания, отыскивая взглядом блондина, но того уже и след простыл. Тогда я решил перейти на противоположную сторону станции и ехать до «Парка культуры» по более длинному маршруту. Так было надежнее.
Встречей со Стругом я остался доволен. Он устраивал меня, к тому же как на духу выложил всю подноготную о тех делишках Пашки, которые тот проворачивал без моей санкции. Так я узнал о хищении парадного кителя с наградами у генерала Пономарчука. Жаль, что Пашка находился далеко, а то бы я его и грузинам выдавать не стал, просто пристрелил, как собаку. Ну да его счастье, что не попал мне под горячую руку…
Вечером мне опять позвонили. На этот раз говорил другой голос, более интеллигентный.
— Господин Телегин? Мы больше не имеем к вам претензий. Просим извинения за доставленное беспокойство… Всего доброго!
Вот так-так! Похоже, господа американцы слов на ветер не бросают и действительно многое могут в нашей стране.
В последующий час никаких новых находок оперативниками сделано не было. Именно тогда следователь Стороженко еще раз предложил хозяину добровольно сдать то, чего пока еще не нашли. На это Телегин только пожал плечами и развел руками. Он оставался верен тактике, избранной в самом начале, которую можно было сформулировать следующим образом: «Все, что найдете, ваше!»
— Ничего не поделаешь! Придется поднимать паркет, ломать стены, уродовать потолок… А что делать? Вы сами вынуждаете нас… — как бы невзначай проговорил следователь, ожидая ответной реакции подозреваемого. Не дождавшись, приказал: — Поднимайте паркет!
Тут же в руках у усатого опера и двух его коллег откуда-то взялись ломики, и они начали действовать прямо в гостиной, подняв целый столб пыли.
— Стойте! Погодите! — возопил хозяин, не выдержав зрелища разгрома своей жилплощади. — Я все скажу, что знаю, про те чертовы ордена… Надо было мне с ними связываться!.. Жадность!
Стороженко мановением руки приостановил ретивых помощников и предложил им пока перекурить. Затем пододвинул бланк протокола допроса, приготовившись писать.
— Рассказывайте, — разрешающе кивнул он Телегину, усевшемуся рядышком с историком.
— В коллекции был один орден, который назывался орденом Белого Орла, но лично я его не видел. Тот человек, который достал для меня эту коллекцию, Белого Орла мне не отдал…
— Орден Белого Орла?.. — перебил Телегина историк, вскакивая со своего стула. — Это прелюбопытная вещь! Он является старейшим польским орденом. А с 1815 года…
— Извините, Илья Филиппович, но об этом позже, — поднятием руки остановил профессора следователь. — Сейчас меня больше интересует то, что скажет в свое оправдание гражданин Телегин…
Но Бурова откровения хозяина квартиры в настоящий момент совсем не занимали. Гораздо с большим интересом он вновь прислушался к тому, что нашептывало ему собственное подсознание, державшее «прямую связь» с некогда жившей личностью с неблагозвучной фамилией Мазурин…
…Его утомило многословие адвоката, но, наверное, так было нужно. На то он и Плевако.
— …Задача защиты и ваша — идти далее, еще поискать в этом деле ошибок и возвратить его на строго законную почву. Мазурину же, а чрез него и всему обществу, да послужит его привлечение уроком!.. Мазурин ждет вашего слова, вашего разрешающего слова, как возмездия за отравленную жизнь и за безвозвратно погибшую юность!..
«Ах, чертушка! Хорошо излагает! — думал Мазурин. — Вот я и ни при чем! Другого и быть не может до тех пор, пока существует власть денег. Она сильнее любой законодательной, исполнительной и судейской власти, вместе взятых. Она правит!.. Итак, что там с пятым орденом, доставшимся мне от графа Салтыкова?.. Эта история сама по себе могла бы стать сюжетом для целого романа…
Около ста лет назад, а точнее — в холодный декабрьский день 1772 года, из Санкт-Петербурга в Москву тащился длиннющий обоз. Среди прочих саней в самой середине находились три повозки, особенно охраняемые десятью вооруженными людьми. Они спешили, а обоз тащился еле-еле. Им же необходимо было срочно доставить имущество графу Салтыкову. Ведь, посылая своих людей, граф Петр Семенович уже был прикован к постели тяжелой болезнью и мечтал только об одном — еще раз перед смертью подержать в руках драгоценные награды, заслуженные им за долгие годы ратных трудов.