– Правильно. И теперь из-за поступка Анны… и твоего поступка… она и Гэри, я и мать Анны, и даже ты и твои родители в страшной опасности.
– Что? Это безумие.
– Да, это безумие. Эти люди беспощадны. Забрать жизнь у такого человека, как ты, для них так же легко, как тебе раздавить комара. Для них человеческая жизнь ничего не значит.
Синди закрыла лицо рукой с ярко-розовыми, кое-где облупившимися ногтями.
– Я… я действительно не знаю, где они остановились… Я только знаю, что… они в Кристал-Бей. И я знаю… что Анна хотела пойти на выпускной бал.
Девушка посмотрела на Майкла глазами, мокрыми от слез, тушь стекала по щекам темными струйками.
– Почему все так неправильно? Неужели об этом некому позаботиться, кроме ее родителей?… П-простите.
– Анна сказала тебе никому не говорить о нас – о том что я даю показания, так?
– Д-Да.
– Это касается и твоих родителей, Синди. Ты поняла? Это касается и твоих родителей.
Девушка быстро закивала, потом поднялась, чтобы взять салфетку с барной стойки. Майкл встал и подошел к ней положил руку ей на плечо.
– Я не сержусь на тебя.
Она все еще плакала, но уже не так сильно.
– Я знаю, что ты всего лишь хотела помочь Анне.
– Я… я ее друг.
– И поэтому все, о чем мы говорили, останется между нами – между тобой и мной, Синди.
Майкл нежно приподнял ее лицо, взяв его за подбородок.
· – Это будет нашим секретом. Мы ведь тоже друзья?
Она сглотнула и кивнула:
– Друзья.
Майкл уже направлялся к родителям Синди, когда она окликнула его:
– Мистер Смит!.. Извините. Разве вы ни разу не делали глупостей, когда были подростком?
– Нет, – сказал он и улыбнулся.
Синди слабо улыбнулась в ответ, шмыгнула носом, высморкалась и снова заплакала за кухонным столом. Майкл вышел в гостиную.
Молли читала журнал «Красивый дом», сидя на низкой, изогнутой красно-черной софе, которая казалась огромной незаживающей раной на фоне светло-розовых стен. Маленький уродливый кактус украшал приставной столик, поп-арт-иллюстрация в рамке с плачущей женщиной из комиксов висела на стене рядом с полками для стереоусилителей и пластинок, на противоположной стене, выложенной серебристыми пластинами, виднелось искаженное отражение комнаты.
Сид стоял у окна, глядя на улицу из-за задернутых темно-розовых штор.
– Чертовы хиппи, – сказал он.
Майкл подошел к нему.
– Синди поделилась со мной информацией, которая была мне нужна. Она очень помогла мне… В чем дело, Сид?
Пархам кивнул в сторону улицы.
– Я сегодня уже видел этого наркомана, он заезжал к кому-то из наших соседей.
Наклонившись к Сиду, Майкл выглянул в окно и увидел фургон, припаркованный в конце квартала, почти под перегоревшим фонарем, как раз там, где заканчивалась собственность Смитов и начинался участок соседей… Старый блекло-красный грузовой фургон со скверно нарисованными цветами, голубем мира и надписью «Так держать».
Сид показал зубы, но не в улыбке.
– Зачем они приехали в приличный район? Торгуют своими чертовыми наркотиками…
Затылок Майкла покалывало, но он сказал:
– Не волнуйся об этом, – и похлопал Пархама по плечу. – Я проверю.
– Правда, дружище? Ты э-э-э… хочешь, чтобы я пошел с тобой?
Майкл улыбнулся и покачал головой.
– Нет. Я просто подойду и скажу им, чтобы они продавали свои сигареты в другом месте.
– Ты хочешь сказать, свои самодельные сигареты!
Майкл выдавил из себя вежливый смешок и произнес:
– Почему бы вам не пойти к дочери? Она немного расстроилась.
Пархам кивнул, и они с Молли направились в кухню в своих одинаковых униформах.
Перед тем как выскользнуть из дома, Майкл выключил свет на крыльце.
Когда он переходил улицу полчаса назад, грузовика не было. Опустив голову, он шел по тротуару от Пархамов к своему дому. Подойдя к грузовику сзади со стороны водителя, Майкл остановился, надеясь, что не слишком заметен в зеркале заднего вида.
Словно официант дорожного кафе, который принес заказ Майкл просунул пистолет в окно, ткнул его в грудь водителя и, даже не посмотрев на хиппи за рулем, грубо прошептал:
– Какого черта?
Но хиппи за рулем не был хиппи. Это был гангстер из Чикаго, в плохом парике под «Биттлз», старой рубашке неопределенного цвета, «вареных» джинсах и меховом жилете, который Сони Боно мог бы посчитать клевым в 1966 году.
Джимми Наппи был человеком Гьянканы. В основном он отвозил мафиози на «дело». У Джимми были крошечные глазки, большой рот и множество оспинок. Он не был крутым парнем, не из тех, кто стрелял направо и налево, но он являлся членом мафии, а значит, убил хотя бы один раз.
Но тому, что Наппи был здесь, – в машине возле дома Смитов, в грузовике, который слишком старательно раскрасили символикой хиппи, – могло быть только одно объяснение.
У Майкла не было времени на разговоры – он не хотел давать Наппи шанс дотянуться до пистолета, лежавшего на сиденье рядом с ним.
Майкл ткнул дуло пистолета в меховой жилет и выстрелил. Жилет в стиле Сони Боно сыграл роль импровизированного глушителя.
Майкл направился в дом. Он шел пригнувшись, с пистолетом в руке. «Линкольн» возле гаража, значит, они поняли, что он дома. Он молился о том, чтобы не опоздать. Майкл перелез через забор и опустился на цементную дорожку возле бассейна. Он знал, что стеклянная раздвижная дверь в кухню была заперта, но была еще одна дверь – в прачечную. Он отпер ее ключом как можно тише и открыл всего лишь со слабым скрипом.
Прачечная была пуста.
Кухня тоже. Там все было так же, как перед его уходом, вплоть до посуды в раковине.
Мягко ступая в туфлях на каучуковой подошве, он слышал, как Эд Макмахон произнес: «Вот и Джонни», а зрители ответили, как обычно, аплодисментами. Майкл вспомнил, что он оставил телевизор включенным, когда уходил. Это могло ему помочь – звук телевизора заглушит его шаги… В неубранной гостиной, стоя возле мягкой кушетки, что-то рисовал на стене при помощи баллончика с красной краской еще один гангстер Гьянканы, тоже изображающий из себя хиппи (в парике, джинсах и футболке), – Гвидо Карузо, огромный мордатый козел, которому доставляло удовольствие избивать людей, не отдававших долги, если они были слабее его, конечно.
Поверх геометрического орнамента зелено-черно-красно-белых тонов Гвидо написал: «СВИНЬИ ВОН!» На стене над кушеткой было написано «ЖЕРТВИННИК». Гвидо как раз начал писать «СКЕЛ», когда Майкл прострелил ему голову и на стене появился еще один абстрактный рисунок, только без рамки и с избытком красного.