«…Все утихло — и Салтыков возвратился в Москву. Доверенность к нему императрицы приметным образом охладела. Он просил увольнения от всех дел и отставлен 7 апреля 1772 года, с похвалою знатной его службы предкам Ее Величества.
Недолго граф Петр Семенович скрывал в подмосковной усадьбе свою душевную скорбь: в декабре месяце она прекратила жизнь его. Оледенелый труп знаменитого полководца положен был во гроб печальными служителями; почетные регалии окружали его: три ленты (орденские — Святого апостола Андрея, Святого Александра Невского и Белого орла), фельдмаршальский жезл, две шпаги, украшенные бриллиантами. В Москве распространившаяся молва о кончине бывшего ее начальника опечалила жителей, но новый градодержатель, зная, что покойник находился в опале у двора, не делал никаких распоряжений относительно похорон. Покоритель Эльбинга, разбивший две армии Пруссии, оставался забытым!
…Вдруг отворяется с шумом дверь в траурную комнату, входит в нее величественный воин в генерал-аншефском мундире, в лентах Андреевской и Георгиевской, склоняет перед бренными останками победоносную голову, обнажает меч и, став у гроба, произносит вслух: “До тех пор буду стоять здесь на часах, пока не пришлют почетного караула для смены!”
Кому из россиян не известен этот благородный подвиг графа Панина! Прекрасный предмет для живописцев: изображение покорителя Бендер у гроба победителя при Франкфурте!»
Пожалуй, лучше о кончине графа Салтыкова и не скажешь, даже пытаться нечего.
Телеграмму, содержавшую странный текст, Краснов получил вечером во вторник. А до этого он успел получить нагоняй от начальства за то, что затягивает оперативное расследование порученного ему дела.
— Дело, которым вы занимаетесь, — сурово сдвинув брови к переносице, произнес Ветлугин, — числится у нас в разряде особо важных. Поэтому напоминаю, вы можете использовать все доступные средства по грифу «Экстра».
«Это как термин “cito” в медицине, что в переводе с латинского означает “быстро”», — подумалось майору.
— Вы также можете в любой момент, если сочтете необходимым, воспользоваться грифом «Красная кнопка». Вам даются такие полномочия. Но только действуйте, майор, быстро и оперативно! Дело не терпит отлагательств.
«”Красная кнопка”… — снова подумалось Краснову, — это значит, я в любой момент могу дать сигнал к началу операции дежурной группе содействия, поставив перед ней боевую задачу. Этот факт говорит сам за себя…»
В этот день Краснов собирался побывать на предприятии Салова для того, чтобы проверить некоторые свои соображения на его счет. Он давно понял, что Салов не во всем откровенен. Президент «Терека» в своих откровениях то и дело что-то утаивал, недоговаривал, уходил от прямых ответов. Чтобы заметить это, не надо было обладать таким знанием людей и обстоятельств, ими повелевающих, какое имел опытный оперативник Краснов. Он видел Салова насквозь, и тот, честно говоря, не вызывал у него никакой симпатии. Прожженный делец, заинтересованный в коммерческом процветании собственного предприятия, который обладал так же и непомерным самомнением и амбициями. Ведь это же надо было решиться на то, чтобы вступить в борьбу за президентское место в такой огромной стране, как Россия!
Свой визит на фирму «Терек» Краснов организовал только для того, чтобы понаблюдать за работой ее хозяина, посмотреть на то, как он себя поведет в ситуации, когда у него на глазах будет маячить оперативник, присматриваясь к каждому его шагу.
Краснов любил такие психологические игры с вероятным преступником. Ходить за ним по пятам, прессинговать неудобными вопросами, что называется, давить на психику. Такое способен выдержать далеко не всякий человек. В какой-то момент он должен обязательно сорваться, проговориться в сердцах и тем самым сыграть на руку оперативнику.
Как задумал Краснов, так и сделал. Целый день он вертелся под носом у Салова, спрашивая как бы невпопад то о его совместных рыбалках с Брыксиным в далекие детские годы, то о его планах по улучшению породы мясного скотоводства, то о новой службе охраны, которую организовал Салов после того, как уволил Брыксина и его людей.
На последний вопрос Салов прореагировал почему-то особенно болезненно.
— Я хорошо знаю тех людей, кого нанимаю в охрану! — неожиданно сорвавшись, прокричал он, но тут же взяв себя в руки, гораздо спокойнее добавил: — Больше случая, подобного с Брыксиным, я не допущу…
— А на самом деле кто у вас сейчас курирует охрану? — задал наугад вопрос Краснов, глядя в упор на Салова.
— Один очень серьезный человек… — поеживаясь, как от холода, ответил Василий Степанович.
— С ним можно познакомиться? — начал уже давить Краснов, предчувствуя, что за нерешительными ответами президента фирмы что-то кроется.
— Не сейчас… Он в отъезде… В отпуске! Да, господин Нгомо в отпуске! — неуверенно запинаясь, произнес Салов.
— Странно это! Вы не находите? Человека только что оформили на новое место работы, а он уже запросился в отпуск. Согласитесь, Василий Степанович, что так не бывает. Для такого отпуска нужны обстоятельства чрезвычайного свойства.
— У каждого человека есть конституционное право на оплаченный отпуск!.. — выкрикнул Салов.
Краснов почувствовал, как напрягся его собеседник. Салов просто готов был выпрыгнуть из своего шикарного костюма, купленного во Франции в магазине эксклюзивной моды, и не менее шикарных ботинок, приобретенных в Италии, и голышом удариться в бега, только бы скрыться от пристального взгляда опера и его провокационных вопросов.
— Я не знаю, где находится Нгомо… — после продолжительного молчания с трудом выдавил из себя Салов. — Не знаю! Он… Он куда-то исчез, испарился, аннигилировал… На телефонные звонки почему-то не откликается. Я даже самолично ездил в его офис на Плющихе, но там все опечатано властями…
— Постойте! Вы говорите об офисе религиозной общины «Дети Шивы» и ее руководителе? — спросил Вадим Николаевич, стараясь скрыть свое удивление.
— Да… — тяжело вздохнув, проговорил президент «Терека». — Он мне помог изобличить негодяя Брыксина.
— Значит, это по его совету вы сообщили о Брыксине нам?
— Конечно! Он взял на себя все заботы по организации охраны. Но, начиная с этого воскресенья, исчезли и он сам, и его люди…
Краснову показалось, что Салову стало полегче, когда он высказался о том, что его очень тревожило. Он даже несколько расслабился, ослабил узел на галстуке, который также стоил недешево. И все же Салов что-то опять недоговаривал, что-то такое, что мучило его гораздо больше, чем мысль о непонятном исчезновении сектантов.
Краснов не стал задавать ему вопросов типа «Как же вы могли связаться с какими-то неизвестными сектантами?» Он вообще ни о чем больше не спрашивал Салова, а просто сидел и ждал, когда его собеседник не выдержит молчания и сам расскажет все без утайки, что накопилось у него на сердце. И дождался.