— Гы. — Казик огорченно поскреб шею.
…а Клементина исчезла.
— Не бойтеся, — сказал служитель. — Он у нас смирный. И дамочек всяких страсть до чего любит!
Фотограф торопливо закивал, хотя навряд ли с этим Казиком был так уж хорошо знаком. Сам-то небось к клетке приближаться опасался.
— Мы… — Он дернул Тиану за рукав и, нервно сглотнув, сказал: — Быстренько отработаем…
Кинул взгляд на Казика, который явно заинтересовался гостями, и уточнил:
— Очень быстренько.
Себастьян не имел ничего против.
В клетку он шагнул первым и поежился: холодно!
Лед был настоящим, и холод тоже… и горилла. Казик приближался медленно, ковыляя на кривоватых своих лапах. Он остановился в шагах трех и, вытянув губы трубочкой, произнес:
— Уууы…
— И тебе доброго дня. — Себастьян решил быть вежливым.
— Ы!
Вытянув палец, горилла ткнула им в панночку Тиану и сказала:
— Гы!
— Осторожней!
— Гы-гы…
— Подойдите к нему ближе, — попросил фотограф, сам же отступая к выходу.
— Вам надо, вы и подходите!
У Себастьяна не имелось ни малейшего желания приближаться к Казику, который, напротив, новому знакомству обрадовался. Он сел и, бухнув себя в грудь кулаком, произнес:
— Уыыау!
— Очень приятно познакомиться, Тиана.
Тиана сделала книксен, что привело Казика в полнейший восторг. Он подскочил на месте и радостно всплеснул руками.
…из пещеры тем временем высунулась голова второй гориллы.
Лолочка…
Выглядела Лолочка на редкость раздраженной. Она пошевелила губами, нахмурилась и когтем царапнула свежую бородавку, что третьего дня выскочила на щеке.
Бородавка Лолочке нравилась.
Она вся себе нравилась, от макушки до бледно-зеленых пяток, украшенных мелкими трещинками. Следовало сказать, что Казик Лолочке тоже нравился, но не может же женщина, пусть даже она и горилла, вот так просто взять и признать это?
И Лолочка, понимая, что деваться Казику некуда — в клетке она провела последние десять лет жизни и точно знала, что деваться некуда, — тянула время, кокетничая.
Сегодня она бы приняла от него сосульку.
Или завтра…
…или послезавтра на самый крайний случай. А через месяц-другой, глядишь, и уступила бы настойчивым ухаживаниям, позволила бы выбрать из шерсти снежных блох… но кто ж знал, что все так повернется?
Под Лолочкиным взглядом Себастьян чувствовал себя крайне неуютно.
Казик же, обрадованный такой компанией — новая знакомая, несмотря на субтильность и просто-таки неприличное отсутствие шерсти, которую заменяло нечто тонкое и вряд ли теплое, очень ему понравилась, — подвинулся ближе. И дружелюбно протянул руки, предлагая согреться…
— Ыыыр! — произнес он с придыханием.
Вон как дрожит, несчастная.
…за свою недолгую жизнь Казимир успел сменить три зверинца и свести знакомство с дальними южными родичами, которые во льдах не выживали.
Новая знакомая чем-то весьма на них походила.
Но от щедрого предложения отказалась.
— Может, не надо?
Себастьян смотрел на Казика.
Казик — на Себастьяна… и взгляд-то выразительный… устав ждать, Казик просто сгреб понравившуюся ему панночку в охапку, дыхнув на ухо вонью.
— Уыыы, — пропел он нежно. — Уааа…
— Может, — Себастьян попытался вывернуться из нежных, но крепких объятий, — не надо «уааа»?
Казик был не согласен категорически.
— Ыыыргых! — Он вытянул нижнюю губу и, наклонившись к уху, томно засопел.
От сопения у Себастьяна волосы на затылке шевелились.
— Улыбайтесь! — велел фотограф. — Обнимите его за шею!
Сам бы и обнимал, если такой умный… но Себастьян оскалился и обвил могучую шею Казика руками.
— Уугу! — одобрительно сказал тот. — Агррра!
Лолочка целиком выбралась из пещеры и села на ледяную глыбину, всем своим видом демонстрируя негодование. В мужчинах она разочаровалась, и крепко. Стоило отвернуться на секундочку, отвлечься, можно сказать, по своей девичьей надобности, как тут же появляется какая-то страшидла немочная, которая почти-жениха и уводит.
А он, разом позабыв про Лолочкины многопудовые прелести, знай себе щупает страшидлу эту и ласково так что-то на ушко шепчет. Уже и блох искать полез.
И выражение морды при том самое что ни на есть идиотское.
— Ах! — Лолочка испустила громкий вздох и лапу выставила.
Лапы у нее были удивительно длинными, поросшими мягкой густой шерстью. Блохи в ней водились крупные, сытные и приятно щелкали под пальцами.
Но неверный Казик невесту и взглядом не удостоил.
— Орм! — Склонившись над темной головой разлучницы, он старательно копошился, надеясь отыскать хотя бы крошечную, самую завалящуюся блоху.
Себастьян терпел.
Как ни странно, но Казиковы пальцы волосы перебирали бережно, не дергая и не выдирая. А на морде ледяной гориллы было выражение предельной сосредоточенности.
— Уууй! — Лолочка томно сползла с камня и потянулась, демонстрируя прямую спину. Перевалившись на бок, она застыла в позе ожидания, устремив взгляд куда-то в сторону…
И Казик все ж обернулся.
Лолочка была хороша… крупная, приятно полнотелая, она пахла льдом и влажной шерстью, которая сразу привлекла Казиково внимание.
Ну и еще голый бледно-голубой живот, который Лолочка поглаживала.
— Ах… — Она взмахнула рукой, и когти ее скользнули по ледяной глыбине, издав душеволнительный звук, от которого Казиково сердце затрепетало. Он качнулся было, почти выпустив добычу из рук, но в последний момент передумал.
Лолочка была прекрасна.
Но капризна.
Он уже устал ходить возле пещеры, носить к ней и сосульки, и куски льда, которые, демонстрируя силу и стать, раскалывал о собственную голову. Нет, голова не болела, но болели плечи, потому как куски Казик со всей ответственностью выбирал крупные, солидные.
А Лолочка только отворачивалась.
— Урм. — Он решительно повернулся к Себастьяну и, заглянув в глаза, произнес: — Агху!
— Что, не дает? — Себастьян сочувственно похлопал гориллу по могучему плечу.
Страх исчез.
— Оуррры!
— Бывает, друг, бывает… бабы — они такие, никогда не поймешь, чего им на самом деле надо… бывает, ты к ней со всей душой… цветы, конфеты, а она, как твоя, только задницей крутит.