– Я потрясена, – продолжала она, – как много интересного в Ньюкасле.
– Например?
Она протянула брошюру:
– Сэндбординг по песчаным дюнам Стоктона. Стоктон-Бич расположен на севере бухты. Он тянется на… я не знаю… на много миль, а некоторые дюны высотой сотню футов. – Она показала на фотографию пляжа на обложке брошюры, а затем открыла ее.
Рука Беллы случайно коснулась его пальцев, и брошюра опасно задрожала.
– Видите? Какие потрясающие дюны.
– Ребятам понравится, – вздохнул Доминик.
– И девчатам.
Он пристально посмотрел на нее. Внутри у нее все загорелось.
– Я… А еще есть замечательный круиз вверх по реке в сторону исторического центра Морпета.
Но Доминик не взглянул на предложенную ей брошюру. Он продолжал рассматривать Беллу. В конце концов она не выдержала:
– Что такое?
Он вздрогнул:
– Извините, просто подумал…
– О чем?
– О том, почему этот отель так важен для вас. Я знаю, вы хотите, чтобы он понравился отцу, чтобы он был достойной памятью вашей матери, но мне кажется, это не все.
– О… – Она опустила глаза.
– Можете не говорить мне. Я просто размышлял.
– Мне немного стыдно. Боюсь, вы плохо подумаете обо мне.
– Попробуйте.
– Успех этого проекта очень важен для меня, потому что я хочу, чтобы отец гордился мной.
– Белла, отец обожает вас.
– Он любит меня, но это не то же самое, что гордость. Я только недавно осознала, как моя неспособность найти себя расстраивает его.
– Белла, я…
– Нет, пожалуйста, не надо искать оправданий. Я знаю наверняка, что он винит себя.
Доминик пригладил волосы.
– Мама – это то, что связывало нас. Мы с папой очень похожи – оба вспыльчивые и упрямые, – а мама была спокойная и невозмутимая и уравновешивала наш темперамент, – продолжала Белла.
– Тяжело потерять мать в пятнадцать лет.
Она взглянула на него:
– Я думаю, в девять еще хуже.
– Мы говорим о вас, – напомнил он. – Не обо мне.
– Я долго не могла смириться с ее смертью. Только когда ее не стало, я поняла, как она была нужна мне. Она помогала мне не сбиться с пути.
– И… – Он нахмурился, как бы оценивая сказанное. – Вы сбились с пути?
– Еще как, – вздохнула она. – Чем я только не увлекалась после школы, но все было не всерьез.
– Что изменило вас?
– Мои дядя и тетя в Италии взяли меня поработать у себя в ресторане.
– И вам понравилось?
– Очень! Но когда я вернулась домой, увидела, что папа разочаровался во мне.
– Это неправда.
– Это правда, и в этом виновата я. Но в моих силах исправить это. – Решимость наполняла ее. Она выпрямилась, расправила плечи. – Если покажу ему, как здорово я справляюсь с рестораном его отеля, он поймет, что я могу быть полезна его компании, и будет гордиться мной. Вот почему успех этого проекта так важен для меня, Доминик. Мой папа – хороший человек. Мои недостатки – не его вина. Я не хочу, чтобы он продолжал винить в них себя.
Голубые глаза Доминика потемнели. Он наклонился к ней:
– Я думаю, вы справитесь, Белла.
Он не врал. Его лицо и взгляд выражали глубокую искренность. Ей жутко захотелось разрыдаться.
– Спасибо, – прошептала она.
– Я знаю, что был резок с вами. Несправедливо, как мне теперь кажется. – Он наклонился ближе и поправил локон ее волос. Ей стало тяжело дышать. Его рука была совсем рядом от ее щеки. – Я уверен, что вы обязательно сможете заставить Марко гордиться вами.
Его уверенность значила для нее многое, но внезапно Белла перестала думать об отце. Она ощущала только тепло руки Доминика, близость его губ и аромат корицы.
– Лучше не смотрите на меня так, Белла.
Его рука противоречила его предупреждению, когда скользила по ее щеке, шее и затем опускалась к затылку.
– Как так? – пробормотала Белла, когда пальцы Доминика ласкали ее затылок, вызывая мурашки по всему телу.
Когда он так прикасается к ней, она готова для него на все.
– Как будто вы хотите, чтобы я вас поцеловал, – прошептал Доминик.
Она отвела взгляд от его волнующих сладостных губ.
– Если вы скажете, как сделать это, – тяжело дыша, произнесла она, – то я постараюсь.
Он провел большим пальцем по нижней губе Беллы, возбуждая ее тонкую кожу до тех пор, пока она со стоном не разомкнула уста.
– Это делается не так, – ответил он тихо. Она облизнула губы, и в нем вспыхнуло желание. – И не так.
У Беллы стучало в висках.
– Надо податься назад, – начал он. – Надо нахмуриться, презрительно посмотреть на меня своими прекрасными глазами и сомкнуть губы. Вам надо…
– Нет, – покачала головой Белла.
Она останется и будет всем телом умолять его о поцелуе, пока не получит желаемое.
– Белла…
– Доминик, пожалуйста, – прошептала она, ее руки играли его шелковистыми волосами.
Застонав, он склонился над ней, и они слились в поцелуе.
Поцелуй Доминика потряс Беллу. У нее перехватило дыхание и голова отказывалась работать. Она прильнула к нему, погружаясь в океан страсти.
Затем она медленно стала приходить в себя, пока губы Доминика дарили ей блаженство. Жар его тела, его страсть передавались ей. Инстинкт подсказывал ей, что поцелуй его будет восхитителен, но она и не подозревала, что он окажется таким сладостным, божественным и пьянящим. Он был лучше самого изысканного обеда.
Он был вкуснее торта с шоколадной глазурью.
Белла легла на колени к Доминику, стараясь вкусить его. Он застонал, и их губы расстались. Доминик принялся осыпать поцелуями ее шею, отчего у нее вновь закружилась голова и страстно забурлила кровь. Она прижалась к нему.
– Ты восхитительна, – пробормотал он, нежно покусывая мочку ее уха. – Как только я увидел тебя, у меня снесло крышу.
Она подалась назад, но в его глазах она не увидела лукавства, только страсть.
– Я… я немного полненькая, – неуверенно произнесла она.
– Ты само совершенство, – пророкотал он и застонал, когда ее рука проникла под рубашку и стала ласкать горячую кожу его торса.
Белла не знала, сколько прошло времени. Она лежала рядом с Домиником в забытье, опьяненная его поцелуями. И вдруг она охнула от боли.