– Ты и уноси, Кольша, – скрипнув зубами, тихо промолвил ясачный атаман. – А мне уж… мне уж поздно. Казаков я погубил, струги… Не углядел опасность вовремя, не заметил…
– Да никто не заметил, дядько!
– Вот и я говорю – виноват. Да и идти мне – нечем.
Покусав усы, Силантий чуток помолчал, поглядел на блеклое небо, вздохнул и продолжил, время от времени осторожно поглаживая сломанную ногу:
– А ты уходи, Кольша! На то тебе мой приказ. С осторожкой иди, берегом к северу пробирайся, к нашим, в острог. Явишься – обо всем доложишь! А то ведь ждет атаман Иван Егорович нашего возвращения, да все ждут… Зелье пороховое, соль, припасы разные. Ох, не дождутися! Да и ясак пропал, все добро потопло… али людоеды разграбили.
– Не думаю, чтоб разграбили, – неожиданно усмехнулся Огнев. – Не видал я у людоедов товлыжьего зуба, да и не с руки им его тащить к поганым своим стойбищам. Цену бивням людоеды не ведают, а хижины свои, ежели надобно, и из веток могут устроить.
– Хм… – Силантий задумался, даже попытался приподняться на локте, глянуть на залив, на море. – Тут ведь мелко, так?
– Да уж, мелко, дядько! Едва прошли.
– И струги неглубоко… Ежели помощь придет – все добро поднять можно!
– А ведь верно! – ахнул Кольша. – Ну, ты, дядько, и голова! Не зря ясачным назначили.
Старшой пристально посмотрел на ватажника:
– Ты, паря, путь-то морской приметил?
– А как же не приметил?! – обиженно подскочил казак. – Я ж кормщик!
– Ну, вот и ладно… – Андреев снова вздохнул, тяжело, но уже не так надрывно, как раньше. – Ты в острог пойдешь, а язм здесь останусь… струги посторожу…
– Да ты что, дядько?!
– Сказал – останусь! – повысил голос старшой. – Сам видишь, не ходок я. Лук-стрелы, нож есть, припасы рыбку, половить слажу… Эх, ногу б еще в лубок.
Кормщик проворно поднялся на ноги:
– Уж это-то я сейчас… сейчас слажу, дядько. Ты полежи только тихонечко, ага.
Пробравшись сквозь камыши, ватажник вышел к зарослям кривой северной березы и ивы, тщательно выбирая подходящие сучья и не забывая оглядываться по сторонам – мало ли, объявятся людоеды или того хуже – колдуны? Вот, кстати, совсем неплохая ветка, очень даже подходящая… кривоватая, правда. Были б у Силантия ноги кривые – в самый бы раз подошла!
Кольша не удержался, хихикнул и, вдруг почувствовав на себе чей-то взгляд, резко обернулся, выхватив из-за пояса нож… И тут же расслабленно рассмеялся, увидев вышедшего из ивовых зарослей Афоню Спаси Господи.
– Господи Иисусе! Афоня! Жив!
– Жив, – строго сказал юноша. – За мной иди. Быстро.
– Э, куда это – за тобой? – непонимающе переспросил кормщик. – У меня там Силантий… раненый…
– За мной!
Эхом повторил пономарь, повернулся, пошел… странно эдак пошел, словно поплыл в траве, об кочки не спотыкался, и даже, не сбавляя шагу, перемахнул случившийся на пути ручей… в коем едва не застрял Кольша. Ручей-то оказался топкий!
– Эй, Афоня! Погодь!
Не обернулся Афоня, лишь чуть-чуть замедлил шаг, дожидаясь, пока идущий следом кормщик выберется из топи.
Молодой, с сивыми, едва пробивающимися, усиками и такой же сивой бородкой, казак Ондрейко Усов, затаив дыхание, прижался к тонкому стволу ивы. Судя по бурной растительности, жар колдовского солнце, все ж иногда достигал и сего отдаленного от обиталища колдунов побережья, скорее всего, тепло приносил северо-восточный ветер. А вот сейчас с моря дул северный борей, нисколько не теплый… Ну, хоть дожди не приносил да прогонял гнус – и на том спасибо.
Ага, вот они!
Ондрейко покрепче сжал в руке саблю, вглядываясь в показавшиеся на опушке четыре приземистые фигуры: плечистые, с несуразно длинными руками и мощными челюстями. Людоеды! Снова они появились. Значит, никуда не ушли. Да и куда уйти от добычи? От вкусного мозга… брр!!! Ну, гады премерзостные!
А ведь поначалу показалось, что всё – людоедов куда-то словно бы ветром обрало, унесло, как по приказу! Верно, действующее на зверолюдей колдовство кончилось, Ондрейко – казак хоть и молодой, но уже довольно опытный – знал хорошо, что могущество колдунов сир-тя вовсе не безгранично. Что их вполне можно обмануть, что они устают точно так же, как обычные люди, что колдовство плохо действует на расстоянии и – без специально заговоренных на кровь оберегов – не держится долго. Вот и сейчас ясно было, что захват – точнее сказать, потопление – стругов было заранее спланировано колдунами, для чего те следили за кораблями через соглядатаев верхом на летучих драконах, а также заранее пригнали на побережье живую силу – зверолюдей и могучих ящеров, в обычной жизни, несмотря на жуткий вид – вполне себе мирных и травоядных. Этакие теплолюбивые коровушки размером с хорошую избу! Вот именно – теплолюбивые. Это ж сколько нужно было потратить колдовских чар, чтоб их сюда пригнать?! Да и с людоедами ничуть не легче – без контроля колдунов зверолюди быстро превращались в тупое стадо, сами готовые в любой момент броситься друг на друга. Вот людоеды-то (или как их называли – менквы) и представляли сейчас самую главную опасность! Едва с казаками и стругами было покончено, колдуны поспешно улетели куда-то на своих драконах – Ондрейко это хорошо видел, когда, уложив пару менквов, выбирал, куда деться от идущего прямо на него трехрога… вдруг – без колдунов! – сделавшегося вполне себе тихим и благонравным! Вот только что зверюга размахивала хвостищем и угрожающе скалилась, и вдруг – словно подменили. Опустила голову, замычала, словно стельная коровенка, да принялась с видимым удовольствием щипать папоротники, ничем другим уже больше не интересуясь. Какие там казаки, когда тут столько всего вкусненького! И трава, и камыши, и нежная ивовая кора, и улитки!
Зверолюди после улета своих хозяев тоже перестали проявлять чудеса организованности и стойкости, как ландскнехты больше не действовали, камней не кидали и за отдельными ватажниками не гонялись, а тут же бросились крушить черепа мертвецов да лакомиться мозгом. Ворчали, ухали, меж собой дрались да собачились…
Усов тем и воспользовался, выбрался из гущи схватки – только что закончившейся схватки, точнее говоря – избиения, слишком уж были неравны силы – двум десяткам казаков едва только со стругами управиться! Иное дело, если б имелся в достатке порох – так ведь нет! За порохом-то в основном и плыли к Строгановым. Да еще и самих-то ватажников оказалось мало для того, чтоб отбить неожиданный натиск врагов – никто ведь не предполагал о возможной засаде. Кстати, а как вообще колдуны узнали о том, куда пойдут струги с ясаком? Почему именно в том месте и поджидали?
Почему, почему… Молодой казак скривился: потому что они колдуны, мысли чужие читать умеют. И еще – в остроге-то им явно кто-то помогал! Ондрейко даже догадывался кто: не известная никому и непонятно откуда взявшаяся казачка Елена! Или та злобная старуха, которую атаман напрасно спас от костра… Они, они, больше некому. Не Митаюка же, и не подружка ее Тертятко – те хоть колдовского роду, да девки справные и жены верные, мужей своих уважают, любят. Да! Это старуха все, чертова ведьма… и эта непонятная казачка… которой никогда раньше и не было. Что ж атаман-то о них не подумал? Да уж… да кто ж знал… Казалось бы – ну, кому какое дело до ясака… ан нет! Колунам оказалось дело… но, опять же, странно все как-то: ясак-то сир-тя не взяли! Просто потопили струги, перебили казаков – и все. Зачем так? Какая колдовскому народу от того выгода? Какая-то все же, вне всяких сомнений, имелась, хоть Ондрейко Усов покуда ее не понимал – это потому, что еще толком на эту тему не думал, не до того было. Да и сейчас-то, честно сказать, не до того – надо думать, что дальше делать, куда идти?