Прощупала!
В ответ юная колдунья ощутила такой силы удар, что покачнулась и, качая головой, тяжело осела наземь. По-простому говоря – словно дубиной по башке прилетело! В глазах все померкло, а грудь налилась холодом нижнего мира – мира гнили, вечной стужи и смерти. Перед угасшим взором Митаюки-нэ вдруг предстали страшные существа из того мира: ухмыляясь, скалил зубы ужасный Тэри Намге, одновременно похожий на змею и на тюленя, мычал что-то утробно-злое Мал-Тэнга – гнусное существо без рта и заднего прохода, корчась, скакали вокруг нагие и костлявые Хэдунга и Мэрю, коварные дочери отца семи смертей, и с ними – еще несколько демонов самого безобразного вида, а могучий дух болезней Хабча-минрена тянул к девушке свои холодные когтистые лапы.
– Прочь! – найдя в себе последние силы, выкрикнула Митаюки-нэ. – Уйдите, в свой мир, уйдите! Помоги, Неве-Хеге, великая Праматерь! И небо, и звезды, и солнце – за меня, за мой мир, а ваш – внизу. Прочь! Прочь! Прочь!
Над головой девушки пронеслось что-то… Темуэдэ-ни в упряжке из крылатых драконов!
Ну, вот и все… юная колдунья тяжело поникла головою. Не помогли заклинания… И Неве-Хеге не помогла. Раз уж сам повелитель смерти объявился! Вот он кружит, вот злобно скалится его золотая маска-череп… Вот… вот улетел! Улетел! И правда…
– Не приставай больше ко мне, дева, – прозвучал в затуманенном мозгу Митаюки чей-то насмешливый голос. – И не пытайся проникнуть в мои мысли – умрешь. Пока же – живи. Понадобишься – я сам тебя позову.
Шатаясь, словно опившаяся настойки мухоморов потаскуха, изгнанная из дома девичества, Митаюки-нэ не солоно хлебавши отправилась обратно в острог, забыв про корзину. О, она прекрасно понимала – чей это был голос, и кто едва не погубил ее, наслав вестников смерти! Незнакомец-то оказался очень силен, очень! Не думать больше о нем, нет… иначе…
– Что голову повесила, дева? – на пути Митаюки, близ чумов посада, вдруг возникла старая ведьма Нине-пухуця. – Так тебя напугал явившийся сюда колдун из дикой тундры? Этот мальчик…
– Этот мальчик очень силен, хадако! – пожаловалась девчонка. – Он едва не погубил меня.
Старуха поморщилась:
– Сколько раз говорить – не называй меня бабушкой! Сильный колдун, говоришь? Это хорошо, хорошо… Посмотрим, насколько он силен… силен в любовных утехах и во всем прочем!
Потерев руки, Нине-пухуця махнула рукой Митаюки и быстро зашагала следом за казаками и гостем, на ходу превратившись из старой сморщенной ведьмы в стройную молодую красотку.
– Эй, парни!
Усыпить караульщиков ведьме не составило никакого труда… заодно она усыпила и шлемоголова – чтоб не мешал, не сопел сзади.
– Здравствуй, молодой господин. Да пошлет тебе удачу великий Нга!
Енко Малныче оглянулся, увидев позади полногрудую красавицу-деву с крутыми бедрами и черными, распущенными по плечам, волосами. Кроме узенькой набедренной повязки из щедро расшитого жемчугом кусочка оленьей шкуры да измрудно-зеленых бус, на деве ничего больше не было.
Ах, как она притягательно выглядела – тонкая талия, полная, с большими сосками, грудь, сверкающие темные очи! Это красавицу узрел сквозь внезапно навалившийся сон молодой казак Кудеяр Ручеек; уже закрывая глаза, увидел ее и Семенко… тугая грудь, тонкий стан, темная ямочка пупка, мягкое зовущее лоно…
Это все видели казаки. Однако колдун Енко Малныче, прикрыв левый глаз, увидел другое. Тугая грудь оказалось вислой, живот – сморщенным, а ноги – кривоватыми, с синими, старчески вздувшимися, венами. Лицо же – морщинистое, обтянутое темной, в пятнах, кожей – больше напоминало череп мертвеца.
– Здравствуй, старуха, – ухмыльнулся Енко. – И что тебе надобно от меня? Только не говори, что любви – побрезгую. Не скажешь ли, когда твое лоно последний раз исторгало кровь? Лет сто назад? Двести?
– Ах ты ж…
Узрев свой истинный облик, старая ведьма не на шутку взбеленилась и, набрав в грудь побольше воздуха для проклятий, грозно подняла кверху сморщенные, сжатые в кулаки, руки… Да так, взад себя, и повалилась, прямо в грязную коричневатую лужу! Именно туда ее и пихнул Енко Малныче силою своей мысли, без всякого почтения к старости. Он вообще не очень-то уважал стариков, особенно с тех пор, как старый похотливый волчатник Еркатко Докромак стал домогаться юной красавицы Сертако.
– Я знаю, вас здесь двое, – безразлично глядя на барахтающуюся в грязи старуху, негромко промолвил колдун. – Но вы не очень-то дружите, не за одно. Я же, в свою очередь, не собираюсь вам мешать. Не лезьте в мои дела, а я не буду трогать ваши, и скоро отсюда уйду. Надеюсь, что совсем скоро. О! – Енко оглянулся на пришедших в себя казаков. – Вот и друзья мои юные оклемались. Не пора ли тебе убираться, старая?
– Ты можешь меня убить… – сверкнув глазами, змеей зашипела колдунья.
– Убить? Зачем? А вдруг да еще понадобишься? Так что – живи.
– Спасибо, разрешил, – поднявшись на ноги, Нине-пухуця издевательски хмыкнула и, не прощаясь, зашагала вдоль по тропе, подбирая разбросанную тут и сямь одежду и прямо на глазах становясь молодой и красивой.
– А все ж таки она неплохая колдунья, – оценил Енко Малныче. – Хотя… может, и не понадобится. Во всяком случае, смею надеяться, желание вредить у нее отбито надолго. Как и у той… молодой… А вот с той бы, наверное, можно и…
– Вот мы и пришли, господине! – закричал Кудеяр Ручеек. – Вон оно, болотце. Тут зверя своего и привязывай, а я караульщика подошлю.
Енко улыбнулся, похлопав Ноляко по холке:
– Не надо караульщиков, я оберег поставлю.
– Ась?
– Говорю – и так сюда никто не приедет. Место далекое, глухое.
– Не надо караульщиков, – друг за другом, эхом повторили ватажники. – Никто сюда не придет. Место далекое. Глухое.
Внимательно выслушав вернувшихся ясачных ватажников и поговорив с дружелюбно настроенным колдуном Енко Малныче, атаман Иван Егоров вечером собрал казачий круг. Собственно, главный вопрос там был один: снова отправлять людей на Печору-реку – а что еще делать-то? Послать на одном струге, да побольше людей – на побережье хоть один из затопленных стругов удастся поднять (кормщик Кольша Огнев заверял, что удастся) и дальше уже пойти, как и раньше планировали.
С этим все ватажники были согласны, понимая, что без пуль, ядер и пороха в колдовских землях делать нечего, лихим наскоком даже малое селение теперь не возьмешь – после недавнего набега сир-тя всегда настороже будут.
– А если колдуны и про этот наш новый ясак проведают, опять засаду устроят? – осторожничал старый, умудренный опытом, казак Василий Яросев.
– А ты, дядько Василий, спужался? – задорно выкрикнул кто-то из молодых… тут же получив смачную затрещину от Ганса Штраубе.
– Не спужался, – спокойно отозвался Яросев. – Просто, как вот и атаман наш, предлагаю побольше людей отправить.