Уорнер смеется, на секунду даже зажмуривается.
– А тебе же по-настоящему никогда не хотелось оставаться там, да?
– Что ты хочешь этим сказать?
Он качает головой:
– Если ты собираешься выживать в той или иной обстановке, – поясняет он мне, – ты не можешь оставаться безразличной ко всему тому, что тебя окружает. И никогда нельзя рассчитывать на то, что о тебе в случае чего позаботятся другие люди. Ты ведь не можешь гарантировать, что они поступят правильно и не ошибутся ни при каких обстоятельствах.
– Я не понимаю, о чем ты вообще говоришь?
– Тебе было все равно, – начинает он заново свои объяснения. – Ты находилась там, под землей, целый месяц вместе со всеми повстанцами, обладающими сверхъестественными способностями. Но они умели только разглагольствовать о высоких идеях спасения мира. Что же касается тебя, если верить твоему утверждению, ты вообще не смогла запомнить там все ходы и выходы. Это потому, что тебе было все равно. Ты не хотела участвовать в их жизни, присоединяться к их идеям. Если все это было не так, ты бы постаралась узнать как можно больше про свой новый дом. Тебя бы охватило восхищение, после которого ты ни секунды не сидела на месте. А ты пребывала в апатии. Утонула в полном безразличии к происходящему вокруг.
Я открываю рот, чтобы возразить ему, но он не представляет мне такого шанса.
– Я ни в чем не обвиняю тебя, – говорит Уорнер, – хотя бы потому, что их идеи были утопичны. Им не хватало реализма. Мне, например, все равно, на какую длину у тебя вытягиваются конечности или сколько предметов одновременно ты можешь сдвинуть с помощью силы мысли. Если ты неправильно понимаешь своего противника или, что еще хуже, недооцениваешь его – ты непременно проиграешь. – Он крепко сжимает зубы. – Я не раз повторял тебе, что Касл поведет своих людей на погибель. Он был слишком оптимистичен, слишком уж поверил в свое безупречное лидерство. Не хотел даже предположить, что все обстоятельства выстроились против него. Кроме того, он слабо представлял себе, как Оздоровление борется с повстанцами и какие силы готово бросить против мятежников. Оздоровление, – продолжает Уорнер, – вовсе не намерено проявлять доброту, даже притворяться, что оно обладает милосердием. Гражданское население для них – рабы, вечные труженики, выполняющие тяжелую и грязную работу. Им нужна только власть, и еще они хотят развлекаться. Им вовсе не интересно решать проблемы гражданского населения. Им только требуется постоянно убеждаться в своем благополучии, а мы можем в это время копать себе могилы.
– Нет.
– Да. Все предельно просто. Все остальное не имеет для них большого значения. Книги, артефакты, языки. Им надо просто запугать людей, держать их в покорности и смирении и лишать их индивидуальности. Они должны представлять собой послушное стадо, которое служит их собственным целям. Вот почему они будут подавлять один мятеж за другим. И у них есть на это средства. И вот этот факт твои друзья никак не хотели воспринимать как реальность. Вот они и пострадали из-за собственного невежества.
В этот момент он останавливает танк.
И выключает двигатель.
Открывает мою дверцу.
А я до сих пор не могу приготовиться увидеть все то, что я должна буду сейчас увидеть.
Сейчас кто угодно смог бы определить местонахождение «Омеги пойнт». Любой человек, обладающий зрением, смог бы рассказать вам, как добраться до самого большого кратера на территории Сектора 45.
Уорнер оказался прав.
Я медленно расстегиваю ремни и на ощупь нахожу ручку дверцы. Мне кажется, что я пробираюсь сквозь густую пелену тумана. И как будто ноги у меня вылеплены из сырой глины. Я не соображаю, насколько высоко над землей стоит танк, и чуть не спотыкаюсь, выбираясь из него наружу.
Вот как обстоят дела.
Эта пустошь, эта бесплодная земля… Я узнаю ее, она прежде окружала территорию, где располагалась «Омега пойнт». Касл рассказывал, что здесь когда-то буйно цвели сады и шумели леса. Но это было очень давно, еще до того времени, как начались великие перемены к худшему. Перед тем, как окончательно испортилась погода и растения перестали цвести. Теперь эта местность напоминала заброшенное кладбище. Здесь стоят голые деревья и завывает ветер, а холодную плотную землю покрывает тонкий слой снега.
«Омеги пойнт» больше не существует.
Вместо нее осталась огромная дыра в земле примерно километра полтора в диаметре и метров двадцать в глубину. Эта гигантская чаша наполнена разбитыми внутренностями нашего подпольного центра сопротивления. Здесь властвует смерть и разрушения. И тишина, как немой свидетель трагедии.
Годы усилий, годы неимоверных стараний… Сколько времени и энергии было брошено на достижение единственной цели – спасти человечество.
И теперь все это стерто с лица земли, уничтожено за одну-единственную ночь.
Порыв ветра забирается мне под одежду, окутывая холодом все мое существо. Словно чьи-то ледяные пальцы забрались мне под кожу, они сжимают мои колени и тянут, тянут меня вниз. Внезапно я осознаю, что не в силах больше стоять на ногах. Мне кажется, будто моя кровь начала замерзать, и все тело немеет, его неприятно покалывает. Мои руки закрывают мне рот, но я не знаю, кто переместил их туда и зачем.
Что-то тяжелое падает мне на плечи. Пальто.
Я оглядываюсь и вижу, что Уорнер наблюдает за мной. Он держит в руках пару перчаток и протягивает их мне.
Я беру и медленно натягиваю их себе на замерзшие пальцы, удивляясь, почему я до сих пор еще не проснулась. И почему еще никто не появился возле меня и не сказал, что все в порядке, это просто дурной сон, все будет хорошо.
У меня такое чувство, будто меня вычерпали изнутри. Как будто кто-то взял в руки ложку и выскоблил из меня все необходимые для жизни органы, оставив мне одну лишь пустоту и еще чувство невозможности поверить в увиденное. Потому что это просто невозможно.
«Омега пойнт».
Перестала существовать.
Она полностью уничтожена.
– ДЖУЛЬЕТТА, ПРИГНИСЬ…
Уорнер одним движением сбивает меня с ног, и в тот же момент воздух заполняется ружейными выстрелами.
Его руки под моим телом, он прижимает меня к своей груди, прикрывает собой от любого несчастья, которое сможет настичь меня в этой опасной зоне, куда мы явились на свой страх и риск. Мое сердце колотится с такой силой и громкостью, что я почти не слышу слов Уорнера, и ему приходится произносить мне прямо в ухо:
– Ты в порядке? Все нормально?
И он еще крепче прижимает меня к себе.
Я пытаюсь кивнуть ему в знак подтверждения его слов.
– Не поднимайся, – велит он. – И не шевелись.
Вот это совсем не входило в мои планы. Однако я не тороплюсь сообщать ему об этом.