Малвенни протиснулся сквозь сломанную решетку и, забравшись в воду по пояс, дотянулся до головы покойника. Раскрыл ему рот, быстро заглянул внутрь и выпрямился.

– Язык вырезан. Золота нет, – сказал он и с досадой плюнул в поток. – Пошли!

Бартелл все смотрел на мертвеца. Рука трупа, колеблемая водой, словно помахивала отряду добытчиков, сидевших по ту сторону основного русла. Полосы татуировок на груди и спине успели поблекнуть, как и сама кожа.

«Сейчас они похожи на карту или на план сражения», – подумал старый полководец.

Малвенни уже собирался вылезти обратно сквозь пролом в решетке, но тут Бартелл протиснулся на его сторону, вынудив предводителя посторониться.

Наколки – дело не такое уж необычное, по крайней мере среди солдат. Некоторые носили на коже изображения пауков, другие – пантер. Это были племенные символы. Однако мертвец представлял собой прямо-таки ходячую книжку с картинками. Звери, птицы, непонятные знаки… Даже голова была татуирована. Бартелл присмотрелся. К моменту смерти лысый череп начал зарастать плотной щетиной.

– Дай факел. – Бартелл протянул руку, но Малвенни возразил:

– Пора возвращаться.

– Дай факел. – Бартелл поднял глаза.

Малвенни помедлил. Он давно потерял счет годам, проведенным в качестве жителя Чертогов. Он лучше всех знал течения и приливы. Когда он говорил «пора», значит действительно было пора.

Однако он вполне понимал, что в случае отказа этот обладатель негромкого голоса мог ему запросто и шею сломать. Малвенни был человеком большой практической сметки. Поэтому он молча отдал факел и стал смотреть, как склоняется над мертвецом его спутник.

Между тем у покойника на правом плече обнаружился шрам, крупный, белый, полумесяцем. При виде его в памяти Бартелла что-то зашевелилось. Он нахмурился, глядя на этот рубец.

– Пора идти, – послышался сзади голос Малвенни.

Так это же клеймо, сообразил Бартелл. Память была готова что-то подсказать ему, но мгновение ясности так и не наступило. Слишком дырявая она была нынче, его память. Бартелла даже тревожила мысль о том, сколько всего из его прошлого успело утечь в эти дыры. Порывшись в поясном кошеле, старый солдат вытащил острый маленький нож. Потом посмотрел на Малвенни:

– Мы будем возвращаться тем же путем?

– Если боги не будут против.

Бартелл помедлил в нерешительности, потом спрятал ножик и выпрямился. И еще раз всмотрелся в поблекшие татуировки, пытаясь запечатлеть их в своей ненадежной памяти… Уже уходя, он все-таки наклонился и сорвал тряпку с шеи трупа. Малвенни странно посмотрел на него, но Бартелл кивнул ему, и они выбрались наружу сквозь сломанную решетку. Вожак махнул рукой отряду на той стороне и вновь зашагал, одолевая подъем. Бартелл задумчиво шел следом, стискивая в кулаке мокрый кусок ткани…

2

С тех пор как Бартеллу пришлось уйти в сточные подземелья, успели смениться времена года, и про себя он только дивился стойкости тех, кто обитал здесь месяцами, а то и годами. Он тяжело тащился в хвосте отряда. Перед ним шагали двое детей, рядом – маленькая женщина по имени Энни-Мэй. Она по-прежнему несла факел. Здесь тоннель был высокий, с отвесными стенами, а гнусная жижа текла в глубоком канале. Помнится, в первые дни от здешнего запаха ему судорогой скручивало желудок. Потом это прекратилось – привык.

Вот Энни-Мэй замедлила шаг и поманила его рукой. Он вежливо наклонился.

– Почти пришли, – сказала она радостно, просияв так, словно это его следовало лично благодарить за близость их цели.

Вскоре Бартелл почувствовал, что дышать стало легче: тоннель заметно расширился, потолок пропал в вышине. Факельный свет рассеивался, не в силах озарить обширное помещение. Они стояли на краю большого бассейна. Посредине мчался поток, по обе стороны слоями и волнами лежала тина и слизь. Старый воин посмотрел вверх… и ощутил прилив ужаса при мысли о чудовищном весе великого Города, навалившегося сверху на скорлупки сточных тоннелей.

Потом он услышал тонкий визгливый писк: стая здоровенных крыс мчалась вдоль берега, удирая от непривычного света. Вообще-то, крыс он видел каждый день, потому что в Чертогах они постоянно соседствовали с людьми. Но такие громадные, да еще в подобном количестве, ему прежде не попадались.

«Они почти слепые, – рассказывали старожилы. – Только свет и тьму различают. И всегда убегают от света…»

Некоторым образом слепые крысы казались еще страшней обыкновенных.

Он прислушался к тому, что говорил Малвенни.

– Зажгите факелы и шевелитесь попроворнее. Времени у нас маловато. – И вожак со значением посмотрел на Бартелла. – Ты, новичок, держись за Энни-Мэй. Она подскажет, куда лучше не соваться. И не приближайтесь к плоским аркам.

С этими словами он махнул рукой в сторону самого темного угла и отвернулся.

– Плоские арки? – Бартелл вопросительно обернулся к женщине, которая уже всматривалась в грязь под ногами.

– Они вон там. – Она указала пальцем. – Внизу склепы, и эти арки крошатся, словно печенье. Охнуть не успеешь – провалишься! – И снова широко улыбнулась.

– Но как же дети… – Он посмотрел в ту сторону, куда она указывала.

Брат и сестра уже вовсю носились по завалам грязи в поисках поживы. Память тотчас подсунула Бартеллу картинку из иного мира. Он увидел совсем других ребятишек, золотоволосых, на рассвете на морском берегу. Они ловили креветок и крабов в лужах, оставленных на скалах отступившей водой…

– Лайджа знает, что делает, – сказала маленькая женщина. – Они весят меньше, поэтому им ничего не грозит. Другие боятся лазить туда – все больше находок… – От ее зорких черных глаз не укрылась боль, отразившаяся на его лице, только она неправильно поняла причину боли и поспешила заверить Бартелла: – Малыш Лайджа точно знает, что делает!

Делать Бартеллу, собственно, было особо нечего. Он держал факел, направляя свет туда, куда указывала Энни-Мэй, она же орудовала грабельками, прочесывая густую жижу, что тянулась вдоль берега плавно изгибающимися складками и волнами. Потом Энни-Мэй отстегнула плоское сито, подвешенное среди множества предметов к поясу, и стала процеживать грязь, проворно подхватывая всякую попадавшуюся мелочь.

Вот она показала Бартеллу найденную монетку. Он посветил факелом, но так и не разобрал рисунка. Женщина погладила вытертую поверхность многоопытными пальцами.

– Третья империя! – с торжеством возвестила она, передавая ему денежку. – Золото! – И вновь согнулась в три погибели, возвращаясь к работе, а он убрал монету в кошель.

Оставалось только гадать, как эти люди намеревались делить добычу.

Энни-Мэй быстро двигалась с места на место, временами останавливаясь, чтобы ткнуть рукояткой грабелек в грязь перед собой, – так она проверяла глубину слоя и прочность того, что было внизу. И проворно, с видимым удовольствием, подхватывала маленькие предметы, которых Бартелл ни за что не заметил бы. Таким образом она подобрала еще несколько монеток (золотые, впрочем, больше не попадались), половинку дверной петли, которую ему было велено тоже убрать в сумку, и рукоятку ножа. Металлическую коробочку, оказавшуюся пустой, она выбросила, а вот кожаную обложку от книги вручила Бартеллу. Наверное, посчитала его за грамотного.