— Вот ужас… не успеваю принять душ… ну ладно, надеваю платье и иду как есть, — вздохнула Оксана, утомившись от суеты.

Тут была и третья тайна: Оксана, никогда не успевавшая принять душ, казалась чистой, и пахло от нее вполне сносно. Мег начинала подозревать, что это был обманный маневр: кто поручится, может, Оксана вставала ни свет ни заря, мылась, ухаживала за кожей, а затем напяливала вчерашнюю футболку и ныряла в постель?

— Я закажу вам такси, — заключила Мег. — Оно придет через десять минут, хорошо?

Не ожидая ответа — ожидание могло затянуться на минуту-полторы, — Мег заказала машину и вернулась в лофт, где Вим увлеченно рассказывал Ванденборенам о своих полотнах.

Мег отошла в угол, уверенная, что на нее никто не обратит внимания, и наблюдала за Вимом. Почему, собственно, некоторые ее приятельницы находили его страшилой? Одна называла его Рике с хохолком… Конечно, он не похож на прекрасного принца — коротконогий, широкобедрый и узкоплечий, — но он легок, быстр и точен, весь как на шарнирах, с хорошей осанкой, и жестикулирует так пленительно, когда увлечен разговором. А во всех чертах какая-то округлость: и в форме глаз, и носа, и рта, и подбородка, уж не говоря о щеках; круглая голова топорщится смешным младенческим хохолком. Да, Вим похож на героя мультфильма. А мультики Мег всегда любила.

Он издали подал ей знак, чтобы она просмотрела почту. Она кинулась выполнять его поручение. Какой блестящий человек!

Увлеченно развивая перед Ванденборенами идею о тайной нежности художника Бэкона, он умудрился заметить ее и дать ей поручение.

Она рассортировала почту, отобрала счета, вложила профессиональные предложения в специальную папку и выбросила рекламу в корзину. Ее внимание было привлечено письмом:

«Просто знай, что я тебя люблю. Подпись: ты угадаешь кто».

Ей это письмо не понравилось. Кто его написал Виму? Во всяком случае, не Оксана, у нее с французским проблемы. Так кто же?

Мег восхитилась отвагой интриганки: та, несомненно, умела опережать события.

В лофт ввалилась Оксана на каблуках, удлинявших ее на пятнадцать сантиметров. «Эта девица могла бы подрабатывать фонарщицей». Оксана подковыляла к Виму, который приголубил ее, возложив руку на место, где должны быть бедра, и представил Ванденборенам.

Наблюдая со стороны за этой сценой, Мег вдруг поняла своего патрона: Оксана была для него статусным элементом. И не важно, что мадам Ванденборен смотрит на нее с легким презрением, а месье стушевался, чтобы не беспокоить супругу, — оба они воспринимали Оксану как знак процветания фирмы.

Позвонили, что такси подано.

Мег разрушила квартет, сообщив Оксане, что той пора сматываться. Оксана откинула прядь и побежала к выходу.

— Мег, три маленьких кофе.

Купля-продажа затягивается…

Мег добыла из кофемашины три ароматных эспрессо.

Оставив Ванденборенов перед работой Баския, которая очень им понравилась, Вим подошел к Мег:

— Что нового в почте?

Она коротко резюмировала, он принял ее отчет к сведению. Потом протянула ему анонимное письмо:

— Вот, было еще и это. Очень сожалею, что распечатала его.

Он схватил записку, пробежал ее глазами, вопросительно взглянул на Мег, перечел, поморщился и бросил на кухонный пол:

— Надо быть уродиной и идиоткой, чтобы написать эту чушь. Выбросите.

Он подхватил два блюдца и направился к Ванденборенам.

Мег отправилась в туалет — не то чтоб ей надо было справить нужду, вовсе нет: она любила уединиться, когда чувствовала, что переполнена событиями.

Запершись в черном антрацитовом пространстве, она предалась своим мыслям: «Почему он не любит меня? Почему он ни разу не посмотрел на меня с чувством?»

Зеркало ей ответило: она увидела в нем приземистую ширококостную женщину с угреватой кожей и старомодной прической. Она мгновенно увидела в ней свою мать, не двадцатилетнюю, а сегодняшнюю.

Мег отвернулась, бросила записку в унитаз, нажала слив, захлопнула крышку, села и позволила себе несколько минут поплакать.

10

«Ночной птиц, приятный, болтливый, заядлый курильщик и выпить не дурак, трудный в общении, ненавидящий бывать на людях чаще одного раза в месяц и предпочитающий сидеть дома, сноб, музыкальный фанат, вплоть до передоза (когда музыку не слушает, то говорит о ней), ищет птичку сходной породы: депрессивную, склонную к крайностям (истеричность приветствуется), никудышную стряпуху и безрукую хозяйку — для страстных бесед. Сексуально озабоченным особам просьба не беспокоиться. Равно как и кандидаткам в жены. Единственное непременное условие: иметь красивый негромкий голос. Присылайте кассету с записью. Субъективность рассмотрения всех кандидатур гарантируется».

Людовик, с карандашом в руке, проглядывал свое объявление, пытаясь встать на место той, что его прочтет. Довольный, он приписал: «Достаток значения не имеет» — столь привлекательным показалось ему это уточнение.

Его недавняя подруга Тиффани вышла из кухни с купленными по дороге круассанами и продолжила допрос:

— Как! Людо, неужто ты хочешь сказать, что в двадцать шесть лет еще ни разу не спал с девушкой?

— А я это сказал?

— Мне так показалось.

— Странно…

Тиффани с инквизиторской улыбкой придвинула столик. Людо оттолкнул в сторону блокнот.

— Ладно, хватит играть в кошки-мышки. Отвечай: Людо, ты спал с девушкой?

— Хороший вопрос. Мне тоже хотелось бы знать ответ.

— Не увиливай. Отвечай коротко, одним словом: ты когда-нибудь спал с девушкой?

— Мм…

— Мм?

— «Мм» — это одно слово.

— И что оно значит?

— Нечто между «да» и «нет».

— Выражайся понятней.

— В моем бедном сексуальном опыте мне тоже многое непонятно.

— Нет, ты невозможный!

— Полностью разделяю твое мнение.

Тиффани смотрела на Людо с нежностью. Это был склонный к полноте коротыш, привлекательный благодаря буйной черной шевелюре, светло-серым глазам и ярко-красным губам; он оказался чудесным приятелем, нескучным, всегда доступным и к тому же любителем поговорить по душам. Одевался он неприметно, в великоватые джинсы и свободные джемперы, поношенные и неопределенного цвета. Однако в сравнении с ровесниками его поведение было необычным. Это был увлеченный классической музыкой холостяк, владелец нескольких тысяч дисков, создатель узкоспециального журнала «Ключи к подмосткам», существовавшего и в Интернете, и на бумаге, в котором культурная жизнь комментировалась по существу и независимо.

При всей своей чудаковатости, Людо будил в окружающих нежную доброжелательность. Многие не только становились его друзьями, но им начинало казаться, что они знакомы вечно. Может, потому, что он напоминал мальчика, старающегося повзрослеть? В его внешности было что-то совсем юное: мягкая округлость, ясность взора, явная нехватка мускулатуры — перед вами был мальчишка, одним скачком прыгнувший с детской площадки в мир взрослых. Гормоны и тестостерон очень неохотно поучаствовали в формировании его тела; хоть ему и удалось вырасти до метра семидесяти и тощие волоски кое-где торчали на его подбородке, все же он, казалось, так и не достиг половой зрелости. Его центр тяжести располагался выше пояса, глаза никогда не загорались чувственным блеском, а побуждения были невинны; его поцелуй в щеку был сродни рукопожатию, машинально-вежливым, без намека на то, что, прикасаясь к телу другого, он преодолевает некий барьер, отмечающий близость. Быть может, явное отсутствие сексуальности и толкало знакомых называть его Людо вместо Людовик. Уменьшительное имя напоминало, что этому милому существу чего-то недоставало.