— Я продавала там квартиру. Вначале, выйдя из тюрьмы, я ее просто снимала, а потом бабушка-хозяйка, не имевшая родственников и привязавшаяся ко мне, отписала жилье на мое имя. В прошлом году она умерла. Я же решила закончить все свои дела на свободе, в том числе отделаться от квартиры.
— У вас замечательные внучка и сноха, — перевела я разговор, чтобы хоть как-то сгладить впечатление, возникшее после моих вопросов.
— Я знаю. Да, внучка и сноха… Бедная девочка. Надеюсь, деньги, переведенные на лечение, пойдут ей на пользу.
— Я догадалась, что это вы, — покачала я головой и посмотрела на ее большие натруженные руки, лежавшие на коленях сцепленными в замок.
Одно лишь не укладывалось у меня в голове: как это возможно, чтобы в одном и том же человеке так тесно сплелись мстительный убийца и сострадательный человек? Так балансировать на грани, как мне кажется, способен лишь индивидуум с не вполне нормальной психикой. А может, я ошибаюсь? Человек — такая тонкая система, поди-ка разберись, где кончается норма и начинается патология.
Ступив на тарасовскую землю, я все еще надеялась уговорить свою спутницу оставить замысел с посещением Ковриной. Но нет. Она упрямо стояла на своем.
— Пойми, детка, — мягко увещевала меня Шегирян. — Я хочу взглянуть в глаза этой женщине. Пусть увидит меня и умрет. — Заметив мою реакцию на свои последние слова, она поспешила добавить: — От страха.
Подобная патетика несколько выбила меня из колеи. Что это? Искренние слова или просто сладкие речи для того, чтобы усыпить мою бдительность? Может, она опять что-то замышляет? А вдруг мне не удастся это «что-то» предотвратить? Сочувствие сочувствием, но всему есть границы.
— Нет. Сейчас мы поедем к следователю, который ведет дело, — сказала я, чуть не добавив «об убийстве вашего сына», но вовремя сдержалась. — К вашему сведению: из-за вас может пострадать другой человек, не причастный к этому убийству.
Мы стояли на аллее парка, находившегося справа от аэропорта моего родного города. Многочисленные вороны без остановки летали над нами, каркая так некстати. Последние мои слова Вера пропустила мимо ушей.
— Я упрямее тебя, — заявила Шегирян, глядя в упор. — Жизненная школа у меня, знаешь ли, покруче будет. Или мы делаем, как я сказала, или ты не довезешь меня до милиции.
— Вы что, броситесь под машину?
— А ты хочешь проэкспериментировать?
Я задумалась. То, что предлагала эта женщина, было связано для меня с большим риском. Но на самом деле концовка была бы неплохая. Являемся вдвоем к Степаниде: вот мой отчет о проделанной работе — Вера Шегирян. Мне даже объяснять ничего не будет нужно. Коврина поймет все с ходу. Если где-то в глубине души у нее и остались сомнения насчет того, кто убил ее ненастоящего сына, то появление Шегирян в качестве доказательства их быстро опровергнет.
Однако у меня вызывали большие опасения резкие смены настроения, происходившие с моей спутницей. Я не врач, и мне трудно разобраться, здорова она душевно или нет. Если нет, то от нее можно ожидать чего угодно.
— Хорошо, — согласилась я после кратковременной борьбы с самой собой. — Только сначала вы мне дадите на осмотр свою сумку и вывернете все свои карманы.
Шегирян усмехнулась, бросила сумку на лавочку, сама села рядом.
— Валяй, осматривай, — это прозвучало так грубо, что я с удивлением покосилась на нее. В этот момент она показалась мне чрезвычайно вульгарной.
«А чего же ты хочешь? — спросила я сама себя. — Человек столько лет провел в тюрьме. К тому же ее явно оскорбило недоверие».
Но я все равно решила довести дело до конца. Осмотр сумки и карманов не подтвердил моих опасений. Основное содержимое сумки составляли доллары, сложенные в пачки. Деньги, вырученные за квартиру.
— Все в порядке? — спросила она уже мягче, решив, видимо, реабилитировать себя в моих глазах и вернуть мое расположение.
— Да, в порядке. Поехали.
Сидя в такси, я дозвонилась с сотового телефона до Степаниды и предупредила ее о своем скором визите. Разумеется, не уточнив, что буду не одна.
И вот мы стоим вместе с Верой перед дверью, за которой живет женщина, перечеркнувшая всю ее жизнь. Шегирян встала так, чтобы, взглянув в «глазок», было невозможно ее увидеть.
— Здравствуйте, — поприветствовала я возникшую в дверях Коврину и на всякий случай поставила ногу между косяком и дверью.
Шегирян вышла к свету, падавшему из квартиры. Степанида долго вглядывалась в черты ее лица. Видимо, за время, прошедшее после их последней встречи, Вера сильно изменилась. Когда до Ковриной наконец дошло, кто стоит перед ней, она, как я и предполагала, попыталась захлопнуть дверь.
— Не суетитесь, Степанида Михайловна, — попросила я ее дружелюбно и, распахнув дверь, впустила в квартиру свою спутницу.
Коврина схватилась за сердце.
— Зачем вы привели в мой дом эту женщину? — визгливым голосом воскликнула она. — Вы хотите, чтобы она меня прикончила?!
— Не волнуйтесь. Пока я здесь, вам ничего не грозит.
Реакцию Ковриной я предугадала, но гораздо больше меня сейчас волновала Шегирян. Я посмотрела на нее, увидела закипавшую в ее глазах ненависть и в тот миг пожалела о том, что уступила уговорам. Ох, не нужно было им встречаться… Чревато это все…
Но Шегирян сумела потушить пожар в своих глазах и молча прошла в комнату. Встав у двери, чтобы предотвратить возможный побег Ковриной, я пригласила ее в зал. Итак, передо мной вступают в схватку две противоборствующие стороны, а я выступаю в роли арбитра.
Шегирян подошла к окну и повернулась к нему спиной. Теперь мне было трудно сосредоточить взгляд на ее лице, а меня и Коврину она видела при максимальном освещении. Знакомый приемчик, и пользуюсь им не только я.
— Что ты заерзала, Степа? — начала первой Вера, причем совершенно хладнокровно, спокойным голосом. — Ты ведь не сделала в своей жизни ничего плохого, и совесть тебя не мучит. Не так ли?
Глаза Степаниды забегали. Она по-прежнему не желала общаться с женщиной, у которой украла сына, поэтому посмотрела на меня.
— Избавьте меня от этого разговора, — уже более сдержанно произнесла она, смерив меня высокомерным взглядом. — Если вы не получили еще от меня денег, это не дает вам права вытворять все, что заблагорассудится.
«Деньги-то я, дорогая Степанида Михайловна, получила уже давно, — ответила я ей… мысленно. — И могла бы, собственно, бросить это дело к чертям собачьим. По крайней мере, имела полное право не лезть в дебри за выяснением того, кто был отравлен, — ваш сын или нет. Все равно получить с вас денег, кроме тех двух тысяч, принадлежавших на самом деле Жиге и украденных вами, я не смогла бы. Вы неплатежеспособны, к сожалению. И тем не менее, к вашему крайнему неудовольствию, которое вы теперь демонстрируете, я выполнила ваш заказ — нашла убийцу. Пожинайте теперь, что посеяли».