Бытие | Страница: 75

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Простите, но сегодня мы этого не делаем.

Мы будем нырять в канализацию под одним из рекламационных участков под Детройтом. Мы – это жители Серебряного Купола, который дарован нам для жительства штатом Мичиган. При условии, что мы улучшим условия жизни в штате.

Да, верно. Канализационные работы. И что? Почему вы морщитесь? Здесь почти никто не живет, поэтому и отходов не много. И у нас есть микропорные маски. Так что вонять не будет. Не очень.

Одна из причин этого моего предварительного инструктажа – вы должны познакомиться с заданием и примитивной картой того, что там внизу. Наша задача – установить чипы-регистраторы через каждые полметра вдоль всех труб и магистралей, до которых мы сможем дотянуться, чтобы эта часть подземного мира могла присоединиться к Всемирной сети. Сейчас внизу очень темно! И без связи можно заблудиться. По-настоящему заблудиться! Так что помните, какая система у вашего приятеля.

Мы должны двигаться быстро, ведь сразу за нами пойдет другая команда, которая будет прикреплять полоски подачи данных к крыше канализационных ходов. Стартап-компания хочет конкурировать с поставщиками кабельных и телефонных линий. Полагает использовать канализационные трассы, чтобы провести линии связи в каждый туалет… я хочу сказать, в каждый дом… в Америке. (Захватывающая идея! Я уже вложил в нее средства.)

Наконец, каждому из вас выдадут бутылку и мешок. Мы покажем вам, как находить в канализации низкие места, где за последние пару столетий могли собраться лужи ртути. Слейте эти небольшие отложения в бутылки. Мешок – на случай если по дороге вы заметите кристаллы селитры. Или монеты. Там еще десятки сокровищ, которые нужно искать, и это еще одна причина внимательно отнестись к тому, что я говорю.

Цены на фосфор выросли, и вы сможете продать найденное, заработать на полет в цепе или на легкий душ, когда вернетесь в наш большой дом-купол.

30
Авеню внутри

Шунт причинял особую боль. Худшую с тех пор, как взрыв цеппелина превратил ее тело в жареную оболочку.

Даже само слово «шунт» стало по-своему болезненным, потому что обманывало. Как и другие журналисты нового поколения, Тор не любила слащаво-сентиментальной неточности корреспондентов прошлого, их склонности к сверхупрощениям и чересчур вольных метафор. Говоря точнее, шунт, который врачи и техники установили в ее мозгу, не был одной трубкой или проводом. Он состоял из десяти с лишним тысяч отдельных проводящих путей, которые выходили из крошечных дырочек, просверленных в ее черепе.

По этим проводам внутрь, продвигаясь очень осторожно, проникли крошечные следопыты-автоматы. Они минимизировали повреждения хрупких аксонов, дендритов и нейронных кластеров, где проходят потоки ионов кальция и движутся электрохимические потенциалы, внося свою лепту в образование обширной стоячей волны, представляющей сознание человека. По возможности обходя все это, миниатюрные машины прокладывают себе дорогу внутрь с помощью гигантских звездчатых клеток, используя их как коридоры с жировыми стенами, и каждый маленький ползун тянет за собой микроскопически тонкий провод, пока не достигает цели: какого-нибудь точно отмеченного центра связи, зрения или контроля моторики – всего того, что лежит впереди.

Тор оценила отсутствие болевых рецепторов в человеческом мозгу. Или то, что тихими голосами утверждали на этот счет врачи, которые исследовали остатки ее слухового аппарата – те его части, что не сгорели при взрыве цеппелина. Вообще-то ползание нанороботов не должно было вызывать никакой реакции в сознании, когда они проникали в заранее намеченные участки зрительного центра, мозжечка, левой височной доли и в массу других жизненно важных узлов, рассеянных по всему невообразимо сложному мозгу Тор. Они оставались незаметными, пока не начинали свою истинную работу – проверять и испытывать, наносить на карту старые соединения и создавать новые, которые – возможно – позволили бы ей снова видеть, и слышать, и даже по-своему говорить…

…а то и – да позволит наука – двигаться, ходить и…

Но, казалось, не стоит слишком прикипать к этой надежде. Тор предпочитала с интересом клинициста рассматривать, что творится у нее в голове. Армию вторгшихся машин воображение рисовало как пронзающие иглы – или напавших клещей, – которые неумолимо ползут внутрь, прокладывая дорогу через все преграды в святилище, которое когда-то было совершенно недоступно. Во всяком случае, недоступно настолько, насколько это возможно в современном мире.

А потом, попав в назначенное место, каждый маленький робот начинал тыкаться! Хватать и цеплять края избранных дендритов, иногда ничего не достигая, иногда вызывая мгновенную реакцию – искорку «света»… тик в большом пальце левой ноги… запах горящих сосновых шишек… неожиданное желание снова увидеть любимого в детстве ретривера Даффи.

Отзываясь на это потерей ориентации, даже тошнотой, Тор вскоре ощутила теплое противоположное течение – несомненно, это были лекарства, которым полагалось сохранить покой ее тела и внимание мозга: врачи начали формулировать свои требования, проверять ее сенсомоторные рефлексы.

Раздраженная их вмешательством, она на короткое время задумывалась о том, чтобы никак с ними не сотрудничать. Но эти порывы оказывались недолгими. Как будто мне позволят отказаться! Во всяком случае, чтобы сделать это – сказать им «прекратить», – Тор должна была научиться говорить: сообщать о своих желаниях, не только выстукивая на зубах азбуку Морзе. До тех пор ей предстояло считаться недееспособной, оставаться под опекой государства и страховой компании, не имея законного права заставить их убрать всех этих козявок!

Поэтому Тор постукивала клыками по коренным зубам, отвечая на простые вопросы – определяя «право» и «лево», «верх» и «низ», когда начали появляться яркие пятна – результат работы зондов, которые стимулировали различные участки ее зрительного центра. И вскоре то, что сперва было большими размытыми пятнами, превратилось в крапинки размером с пиксель, в точки, или тонкие лучи, или линии, идущие наискось… как будто какой-то компьютер постепенно учился расшифровывать ее уникальный способ видеть.

Я слышала, что все разное. Мы внутренне рисуем для себя ту же реальность, которую видят другие люди, – те же уличные огни, рекламные щиты и прочее. Каждый из нас утверждает, что воспринимает окружающее в точности так, как остальные. Мы все зовем небо голубым. Однако говорят, что истинные зрительные впечатления – «квалиа» – индивидуальны у каждой личности. Наш мозг спланирован нелогично. Он эволюционирует – и в этом смысле каждый из нас становится существом своего, особого, вида.

Тор понимала, что ведет себя так, словно общается со своей вир-аудиторией! Формулирует четкие фразы, хотя у нее еще нет субвокального передатчика, чтобы ее слова услышал весь мир. Или хотя бы ее палата. Казалось, привычка, словно милый друг, вновь тянет ее к роли репортера или рассказчика. И хотя оценить было некому, Тор все равно с наслаждением формулировала точные фразы, находя в этом источник радости и гордости. Описывать происходящее, когда ты полностью беспомощный, – это обещало надежду обрести силу.