– Я хотела бы сама этим заняться. Бог знает, что могут выбрать твои приспешники!
– Приспешники? – Аарон вздернул брови.
– Мне нужно самой посмотреть и выбрать то, что я могу сюда взять. Не слишком много, всего лишь несколько картин и кое-какие вещи.
– Хорошо, – немного помолчав, ответил Аарон. – Я дам тебе машину с водителем. Я не хочу, чтобы ты напрягалась и таскала вещи.
– Да, сэр, – улыбнулась она. Его забота тронула ее.
Три дня спустя Зоуи сидела в общественном центре, в кабинете арт-терапии с Робертом, замкнутым мальчиком шести лет.
– Чем ты сегодня хочешь заняться, Роберт? Карандаши, фломастеры, краски?
Роберт ходил в центр вот уже почти месяц, с тех пор, как его отец ушел из семьи безо всяких объяснений. Мальчик почти не говорил, ни разу не прикоснулся к художественным материалам, но его мать продолжала приводить его в надежде, что что-то сможет облегчить боль, терзавшую его изнутри.
– Может, попробуем раскраски? – предложила Зоуи.
Она положила перед Робертом листок. Он молча смотрел на него несколько секунд, прежде чем, наконец, выбрал карандаш и начал тщательно раскрашивать фигурки.
Зоуи молча наблюдала за ним, ее обнадеживал этот маленький прогресс. Но, остановившись на середине картинки, Роберт отложил карандаш в сторону и потянулся за черным фломастером. Она смотрела, как мальчик яростно зачеркивал все, что так тщательно только что выводил цветным карандашом. Когда страница была почти полностью закрашена черным, он с силой разорвал лист на несколько частей, положил маркер на место и с чувством удовлетворения откинулся на спинку стула.
– Иногда мы все чувствуем нечто похожее, – тихо сказала Зоуи и положила руку ему на плечо.
Она прекрасно понимала реакцию Роберта. Твоя привычная жизнь, такая привычная и спокойная, вдруг идет под откос. Эти черные отметины перечеркивают все то, что было.
Роберт почувствовал это, когда ушел отец. И Зоуи, беременная и одинокая, тоже это чувствовала. Несмотря на то что первый совместный вечер прошел довольно мирно, Аарон, казалось, решил избегать ее, когда это возможно. Зоуи пыталась расположить его к себе, но она уже была эмоционально истощена. Она не хотела прилагать много усилий. Ей хотелось, чтобы их отношения были легкими и непринужденными. Но с Аароном Брайантом ничего не могло быть легко.
В то утро она забрала некоторые вещи, с сожалением окинув взглядом опустевшую квартиру, выглядевшую заброшенной. Всего несколько недель назад у нее был свой дом и она была хозяйкой собственной жизни. Теперь ей казалось, что она погрузилась в пучину неопределенности.
Роберт сейчас чувствовал примерно то же самое. Зоуи потянулась к большому листу белой бумаги и пальчиковым краскам.
– Может, хочешь порисовать пальцами? – спросила Зоуи. Роберт был педантично опрятен. – Ты ведь знаешь, тут можно наводить беспорядок и пачкаться. Все отстирается.
Он колебался, и Зоуи, улыбнувшись, сняла крышечки с банок с краской. Секунду спустя Роберт обмакнул указательный палец в желтую краску и нарисовал осторожную линию на бумаге, яркую, как солнечный луч. Зоуи тихо пробормотала слова одобрения.
Это был ключик, открывший первый замок, первый шаг к исцелению боли. И Зоуи тоже пора было начинать собирать себя по частям. Она не будет бездействовать, это не в ее правилах. Она снова должна стать хозяйкой собственной судьбы.
Остаток дня Зоуи провела, устраивая новые вещи в квартире Аарона. Она заказала еду в индийском ресторане и накрыла стол на двоих. Аарон ужинал дома почти каждый вечер, и казалось, ее непринужденная болтовня доставляла ему удовольствие.
Зоуи повернулась на звук открывшихся дверей лифта.
– Привет, – весело сказала она, глядя, как взгляд Аарона перемещался по квартире, останавливаясь на цветах на подоконнике и картинах.
– Я смотрю, ты почувствовала себя как дома, – нейтральным голосом отозвался он.
– Я тебя предупреждала. По крайней мере, квартира обрела цвет.
Он остановился перед картиной, написанной маслом, изображавшей букет сирени. Мазки легли на холст свободно и непринужденно и создавали, как надеялась Зоуи, ощущение легкости.
– Довольно неплохо, – словно нехотя произнес он. – Кто автор?
– Э-э-э, автор малоизвестен. – Зоуи почувствовала, что краснеет.
– Я вижу, что это не Ван Гог. Один из твоих друзей? – Аарон вопросительно поднял брови.
– Вообще-то это я нарисовала.
Обе картины, висящие на стенах гостиной, были написаны Зоуи. Она вдруг подумала, что решение принести сюда собственные картины было несколько высокомерным. Прежде она не думала об этом. Ей просто хотелось помнить о том, на что она способна.
– Я думал, ты арт-терапевт, а не художник, – нахмурился Аарон.
– Не путай профессию с хобби. – Зоуи небрежно пожала плечами.
– Ты никогда не хотела стать профессиональным художником?
– У меня для этого недостаточно таланта. В любом случае мне нравится помогать людям.
Аарон нахмурился, словно Зоуи была головоломкой, которую он никак не может решить.
– Мне нужно еще немного поработать, – резко сказал он.
Зоуи расстроилась: еще один вечер в обществе телевизора.
– Ты не устаешь от работы? Ведь это почти единственное, чем ты занимаешься.
– Это необходимо.
– Разве? – Она явно дразнила его. – Неужели твоя компания мгновенно рухнет, если ты хоть на секунду оторвешься от своего телефона?
– Вполне возможно. – Аарон поджал губы, и Зоуи поняла, что он говорит серьезно.
Да, у него прямо-таки комплекс Бога!
– А что происходит, когда ты болеешь? Или уходишь в отпуск?
– Я не болею и не хожу в отпуск.
– Такими темпами к сорока годам ты сляжешь с сердечным приступом, – с сожалением покачала головой Зоуи.
– Учитывая, что сорок мне исполнится уже в следующем году, надеюсь, ты ошибаешься. – Он слегка улыбнулся. – Но все равно спасибо за беспокойство. – Он взял свою тарелку и собрался идти в кабинет.
– Аарон… Как же ребенок сможет вписаться в твою жизнь, если она целиком и полностью состоит из одной работы?
Он замер и медленно обернулся:
– Мы ведь не обязаны обсуждать это прямо сейчас?
– Понимаю, еще все слишком неопределенно, но мы должны подумать о будущем. Как оно сложится.
– Все будет в порядке, – резко ответил он.
– Ребенок – не очередной вопрос на повестке дня, Аарон. Это живой человек.
– Неделю назад ты даже не хотела, чтобы я принимал участие в его жизни, а теперь ты говоришь об обязательствах?