— Нет. Но он дал о себе знать. Или я совсем не права. По-моему, разгадка очень близко. Просто не хватает в цепочке какого-то звена, но без него ничего не сходится. Имеется набор фактов, пока непонятных. Причем звена настолько очевидного, что мы никак не видим его. — Я встала и закурила.
— Ты меня пугаешь, — только и сказала Смолькина.
— Ксения, ты знала, что у Игоря был пистолет? — Мой вопрос прозвучал очень неожиданно.
— Нет.
— Оказывается, был.
— Странно. Обычно мы не имели тайн друг от друга.
— Нет, Ксения, про такое не говорят. Это же все-таки оружие. — Тут я, в принципе, была на стороне Садомцева. Действительно, о том, что имеешь оружие, как правило, не болтают.
— Не знаю. Мы сколько раз сидели и болтали о таком, о чем никогда в жизни я ни с кем говорить бы не стала. Своим же я могла сказать все. И окажись пистолет у меня, я бы всем похвалилась. — Щеки Ксении зарделись.
— Да брось ты переживать! Не волнуйся, из этого пистолета никого не убили. Да и Игоря винить уже не приходится.
— Да, ты права.
Я пошла к выходу, но остановилась уже у двери и сказала:
— Совсем вылетело из головы, но это очень важно. В твой мыринский дом, пока меня не было, залезли хулиганы. Насколько я помнила обстановку, вроде ничего не взяли, но устроили там жуткий бардак. А я сюда торопилась и не прибралась. Может, ты съездишь, посмотришь? И подумай, не мог ли Олег чего там искать?
— Опять ты за свое.
— Сама же говоришь — работа обязывает. Ну так как, съездишь?
— Не знаю.
Мое сообщение нисколько не заинтересовало Ксению. Похоже, ей совсем в данную минуту было наплевать на дом и на все остальное тоже. Она никак не могла понять, что у одного из их пятерки была тайна, которой он не поделился с остальными. Ну ничего, подрастет, поймет. Молодая еще.
— Если хочешь, вместе потом можем поехать. — Я чувствовала свою вину, и мне хотелось ей помочь. Ведь это я недосмотрела за домом.
— Да, — улыбнулась Ксения, — спасибо.
Я попрощалась с ней и отправилась домой.
Я вошла в квартиру и подумала о том, что давно уже здесь не убирала. А не мешало бы. Но наступит праздник и здесь, вот только дело закончу…
Включив в ванной свет, я прошла на кухню и заглянула в холодильник. Да, сегодня еще прожить можно, а вот завтра надо ехать в магазин отовариваться.
Я вернулась в ванную, вымыла руки, показала своему отражению язык, подумав о том, что завтра с утра придется ехать и забирать свою «девятку», и мне стало грустно. Просто грустно.
Где мои «кости»? Хорошо, что я про них вспомнила. Я подбежала к шкафу, достала мешочек и вынула из него три магических двенадцатигранника. Сначала я подержала их в руке. И сразу так спокойно стало на душе. Приятные на ощупь, прохладные «косточки» уютно лежали на моей ладони.
Что же сейчас больше всего меня волнует? Конечно, убийца. Но фамилию его «кости» мне не скажут. Как бы так задать вопрос, чтобы хоть немного приблизиться к ответу? Решила просто спросить, в правильном ли направлении я двигаюсь.
Ну и что выпало? 15+25+10. «Вы внезапно окажетесь в чрезвычайных обстоятельствах. Внимание, как бы не было беды! Только посредством духовного развития вы можете изменить свою судьбу».
Про чрезвычайные обстоятельства я понимаю. Когда я на работе, они почти всегда рядом со мной. Беда? Ее уже столько! Неужели надо ожидать еще одну? А что значит «духовное развитие»? Как это понимать?
Иногда, когда долго о чем-то думаешь, то понимаешь, что уже ничего не понимаешь. В таких случаях лучше всего просто лечь спать.
Вот я и отбросила до поры до времени мысли о деле, поела, включила телевизор, легла на кровать и уставилась в голубой экран. Что там показывали, сказать не могу. Уснула я моментально.
* * *
— Убираю! — крикнула я толстому, наглому мужику, который, выпучив глаза и жестикулируя так, что я боялась за сохранность его рук, в свою очередь орал мне, чтобы я быстрее отъехала на своей машине.
Вот народ бессовестный пошел! Он припарковался чуть ли не в сантиметре, и перед ним машина на таком же расстоянии, а я всему виной. Ну нет за мной машины. Я действительно могу спокойно отъехать, но кто заставлял его притираться к моей «девятке»? Маньяк!
Я еще раз крикнула ему: «Убираю», сделала испанский жест рукой и не спеша постучала ногой по колесу моей драгоценной «девяточки». Потом открыла дверь, села, пофырчала мотором, напоследок с чувством нажала на клаксон и дала задний ход. У оградки развернулась и демонстративно покатила со стоянки.
Множество мужиков собралось посмотреть на нашу стычку. Все они улыбались, потому что, во-первых, это не их машины зажали, а во-вторых, я явно им понравилась. Напоследок я махнула и им ручкой и блистательно улыбнулась.
Путь я держала к Ксении Смолькиной на работу. Очень мне хотелось еще разочек поговорить с загадочным Иваном Петровичем. Но Ксюша, встретившаяся в коридоре, меня огорчила, сказав, что сегодня его нет на работе. Он, оказывается, позвонил и предупредил о своей болезни.
— Адрес домашний дашь? — спросила я. — Заодно проведаю вашего коллегу.
— Проведай. Но с тобой не поеду.
— И не надо.
Ксения написала на листке адрес, вручила пакет апельсинового сока, и я поехала на встречу.
— Здравствуйте, здравствуйте, Иван Петрович, — сказала я, перешагивая через порог, стараясь не смотреть на удивленное лицо больного. — Я навестить вас пришла. Помните меня?
— Да, — еле слышно ответил он.
Дверь в кухню была закрыта, и Иван Петрович с беспокойством посматривал на нее. Что-то явно его напрягало.
— Вы не рады? — как можно шире улыбнулась я.
— Да нет, конечно, рад, но не ожидал.
— Тем приятнее должен быть сюрприз. — Я хотела разуться, но полы были несколько грязноваты, и я решительно попросила тапочки. За дверью кухни кто-то начал скрестись.
Ивану Петровичу пришлось поискать мне тапки. Вообще у себя дома он производил совершенно другое впечатление, нежели на рабочем месте. Куда-то испарились его торжественная медлительность, слишком умное выражение лица и важный взгляд поверх круглых очков. Здесь, стоя передо мной в одной пижаме, он имел вид одинокого потерянного человека. Но скрывающего от меня какую-то свою тайну за дверью кухни. И меня эта тайна все больше и больше интересовала.
— Кажется, там кто-то хочет выйти, — указала я на дверь. — Может, помочь?
— Не надо, я сам.
И тут я услышала подвывание. Грустное такое, жалостливое. И сразу все поняла.
— Зачем же вы там бедную собачку заперли? — сказала я и бросилась ее спасать, но Иван Петрович меня задержал. — Я очень люблю собачек, — пришлось пояснить мне.