«Спасибо, Федор. Извини, что не дождалась. Нужно бежать кормить животное. Полина ».
Федор опустился на диван. Животное? Какое животное? Кот! Как же его… Барон! Ну да, кот Барон, который сбросил с балкона мобильный телефон.
Он уже и сам не понимал, почему так испугался. И чего. Он с силой провел по лицу ладонями и подумал, что Полина сбегает, все время сбегает от него.
Он испытывал непонятное чувство тревоги, все время возвращаясь к картинам кладбища — безмятежная тишина, которая теперь казалась зловещей, слепые ангелы, дующие в трубы, призывающие к последнему суду, печальные и осуждающие… Он представлял себе, как убийца, стараясь производить как можно меньше шума, осторожно снял цепь, отворил ворота, и машина, приминая траву, медленно вкатилась туда. За три недели трава поднялась, а дождь смыл следы шин на кирпичной мостовой, если они остались…
Он вытащил девушку из багажника…
А как это произошло? По дороге он мог попросить Алину остановить машину под любым предлогом. Алина знала его, доверяла ему, мы слишком доверчивы… Красный пояс от ее жакета лежал на пассажирском сиденье, он взял его, когда садился, крутил в руках, потом попросил остановиться… купить сигареты, допустим, или бутылку воды — киоски работают допоздна — что угодно!
Улицы пусты. Тусклые фонари… Убийца повернулся к ней и сделал то, что сделал.
Он затащил ее или занес… три недели… дожди… следов практически не осталось… Нет! Сначала убийца огляделся, луч фонарика пробежал по кустам и могильным плитам, увидел склеп. Спешить ему было некуда, нервы у него крепкие… Ткнул ногой в дверцу, она подалась, он заглянул внутрь, поморщился от запаха сырости и тления, вернулся за жертвой… Алина — крупная девушка. Павел Зинченко — здоровый лось, сказал Коля, бычара…
На почерневших мраморных ступеньках осталось украшение со сломанным замочком, белый камешек… сломанный замочек… Почему он решил, что сломанный? Заданность восприятия — раз упал, значит, замочек сломался. Спросить у Коли. А если нет?
И еще… откуда фонарик? Он что, носит его с собой? Или действительно видит в темноте?
…Савелий спросил, почему он не отнес ее в глубь кладбища, а он, Федор, ответил, что прятать «глубоко» не имело смысла — если не будут искать, то все равно, если будут — то найдут везде, глупость сказал, скорее всего. Ляпнул, не подумав. А если подумать… убийца или прячет жертву, или «выставляет» в парке на обозрение, сложив руки на груди, расправив складки на одежде. И ему все равно, когда ее найдут. Сейчас он ее спрятал. Почему? Не был готов к убийству? Действовал спонтанно? Испугался? Пытался убрать ее с глаз долой, а вовсе не прятал?
А если все-таки прятал, то что ему стоило отнести девушку подальше? Ни одной живой души в скорбном месте, до утра далеко… Непонятно.
И он снова унес туфли жертвы…
Звук мобильного телефона показался Федору оглушительным. Полина! Но это была не она…
Он сразу узнал ее голос. Звонила Майя Корфу.
— Вы забыли меня, — сказала она укоризненно, и Федор почувствовал, что художница улыбается.
— Я хотел позвонить, но… — пробормотал он, — но…
— Был занят, приехали родственники, подхватил ангину, да?
Федор рассмеялся.
— Нет, наверное, просто не решался.
— Вы меня боитесь?
— Я вообще боюсь женщин, — не задумываясь, брякнул Федор, удивляясь простоте, которую навязывала ему Майя. С одной стороны — вопросы в лоб, а с другой, удивительная легкость — пинг-понг, мячик так и летает! Он вспомнил ее манеру с любопытством рассматривать собеседника в упор своими светлыми глазами… не голубыми, а… какие же у нее глаза? Очень светлые… лед?
— Да, я помню, — ответила художница. — Философы боятся женщин, они от них убегают.
— Обещаю вам, Майя, больше не убегать.
— Не врете?
Федор снова рассмеялся. Он чувствовал, как его непонятная тревога улетучивается от приятного глуховатого голоса художницы, от ее детской прямолинейности и вопросов в лоб.
— Вру, конечно, — ответил он. — Вы популярны, Майя, я уверен, вам не дают ни минуты покоя. Вы ворвались в нашу спокойную жизнь как…
— Камень в болото! — воскликнула Майя. — Да, знаю. Меня все время зовут куда-то. И везде страшно много еды!
— Мы — гостеприимный народ.
— Но нельзя же так много есть! — в голосе ее звучал неподдельный ужас. — У меня к вам просьба…
— Конечно, Майя. Я готов.
— Мне нужен эскорт на сегодня. Пойдете со мной?
— Эскорт? — удивился Федор, вспомнив предложения эскорт-услуг на ночном канале для взрослых.
— Мне надо пойти в один ресторан… забыла, как называется. Идрия сказала, что вы подойдете.
— Идрия? Я думал, что ей не понравился.
— Вы ей не понравились, но остальные понравились еще меньше. Виталий Щанский, ваш миллионер Речицкий… и другие. Она его ударила, Виталия. Он, кажется, обнял ее… вполне невинно, при всех, а она влепила ему от души. Идрия не выносит мужчин, я вам рассказывала. Мне было очень неудобно, поверьте.
— Идрия ударила Виталю Щанского? — рассмеялся Федор. — Буду теперь держать руки в карманах. А он что?
— По-моему, он обрадовался. Ходил за ней следом, даже посуду вымыл, кажется.
Федор не мог понять, шутит Майя или говорит правду. Она ставила его в тупик своей непосредственностью, в ее словах не было ни намека на кокетство или желание потрафить собеседнику и вызвать его смех, утрируя события и подчеркивая их смешную сторону.
— У вас, я смотрю, весело. — Невольно в голосе его проскользнуло что-то похожее на обиду. Он не смог бы объяснить себе, почему его так задело упоминание о Виталике и Речицком, возможно, из-за честно заработанной ими репутации отпетых бабников.
Майя, чуткая, поняла и воскликнула:
— Что вы, Федор! Я их не приглашала! Я веду очень замкнутую жизнь, я даже из дома не выхожу, у меня есть все, что мне нужно. Они сами! Честное слово! Я уже отвыкла, там это не принято, а здесь… даже без звонка! — От ее безмятежности не осталось и следа, она почти кричала.
— Это от широты натуры, — сказал Федор примирительно.
— Это вы мне как философ говорите?
Капитан Астахов тоже спрашивал — это ты мне как философ?
— Скорее, как абориген.
— Прекрасно! Мне сегодня нужен абориген-эскорт!
— Когда заехать за вами?
— Не стоит, я возьму такси. У них нет парковки. Мы встречаемся на площади около театра в восемь. Можно без галстука, там просто. До встречи, Федор! Чао!
…Майя уже ожидала его у театральных колонн. В черном, по своему обыкновению. С открытыми плечами и спиной. С полоской омеги на шее.