Она говорила о своих дурных предчувствиях, улыбаясь, словно не веря себе, словно оправдываясь перед ним за свой скорый отъезд и свою от этого радость…
— Ваш друг Виталий Щанский повадился бывать у меня чуть ли не каждый день — я сегодня удрала от него через черный ход, Сережа отвез меня в город. По-моему, Щанский никогда не бывает трезвым, а кроме того, от его словес вянут уши. Речицкий забрасывает меня цветами, белыми лилиями в основном. Я не люблю белые лилии — это кладбищенские цветы. Идрия держит их на веранде. Она передает вам привет. Честное слово!
Федор кивнул и подумал, что уж скорее лилия вуду кладбищенский цветок, чем белая лилия.
— Я скучаю по детству, я хочу обратно, и чтобы родители были живы. Мама умерла, когда мне было шесть. Я обожала отца, а он женился через год. Мне повезло, я встретила своего будущего мужа, он был намного старше, с ним я ничего не боялась. Но он умер, и я осталась одна. Кто-то сказал, что одиночество как состояние — болезнь неизлечимая. Боюсь, я неизлечимо больна, Федор…
— Майя, вы красивы, талантливы, успешны, вам ли жаловаться? Я уверен, у вас есть друзья…
— Друзей у меня нет, даже не знаю, почему. В детстве у меня не было подруг, наша семья жила очень замкнуто. Мне они не нужны, я не умею дружить, я не умею сплетничать, болтать ни о чем, рассказывать о себе. Вы первый, Федор, кому я говорю о себе. Я чувствую, что вам можно сказать все. Можно? — Она смотрела на него, лукаво улыбаясь, и он улыбнулся в ответ.
— Неужели все?
— В разумных пределах! — Майя расхохоталась. — Все нельзя рассказывать никому, даже на исповеди. А вы ничего не хотите рассказать о себе?
— Что вас интересует?
— Нужно подумать… Чем вы занимаетесь, кроме чтения философской литературы?
— Смотрю телевизор.
Майя снова расхохоталась.
— Мне нравится ваше чувство юмора! В этой стране принято ругать телевизор.
Она смеялась удивительно легко, и у Федора мелькнула мысль, что она, возможно, пила вино. Он был далек о мысли, что нравится ей, что она рада его видеть… что-то мешало ему. Как сказал Виталя Щанский… «не чувствую искры»!
— Майя, я могу спросить вас…
— Осторожнее, Федор! Вы действительно хотите знать? Правда не приносит ничего, кроме печали. Она требует ответных усилий, она активна, она меняет человека, понимаете? — Майя, по-прежнему улыбаясь лукаво, смотрела на него.
— Не очень. Правда — это правда, и если мы…
— Я не хочу правды! — перебила Майя страстно. — Никогда не говорите мне правды! Лучше соврите. Обещаете?
— Обещаю.
— Тогда спрашивайте.
Озадаченный Федор взял руку Майи в свою.
— Помните, я сказал, что не нужно бояться меня?
Майя кивнула.
— Мы были в «Белой сове», и там…
— Вас интересует Стелла! У вас есть фотографии с выставки, и вы все поняли!
Она вызывающе смотрела ему в глаза, и он отвел взгляд первым. Смелости ей было не занимать.
— Кто… он ?
— Мой брат Максим. Но кто он… или что на самом деле, я не знаю! — Последние слова она выкрикнула. — Андрогин, травести, игра природы, фрик… не знаю! У него ангельский голос, голос от Бога… может, он ангел! Провалился сквозь небесную твердь прямо в нашу семью… с тайной целью. Не знаю. Через год после смерти мамы отец женился, а еще через год родился Максим. Я сама выбрала ему имя. Я была его нянькой, матерью, я влюбилась в него, как только увидела, — маленький, слабый, с красным личиком. А жена отца… даже вспоминать не хочется! Хищница, которая любила только деньги. И двадцать с лишком лет разницы. Отец сходил с ума, она вертела им как хотела. Я не узнавала его, сильный, самоуверенный человек превратился в размазню. Он не видел ничего вокруг, кроме молодой жены… вульгарной, с неправильной речью, жадной.
Майя замолчала, словно боясь, что скажет лишнее… хотя что ж еще можно добавить — все было уже сказано.
— Ни я, ни Максим были им не нужны. Потом появился Сережа, к счастью, отец сумел настоять на своем, и он остался жить у нас. Сережа брал нас на рыбалку, в лес, возился с нами как старший брат, и это всех устраивало. Сейчас я понимаю, что он сторонился людей из-за своего увечья, плохой речи. Он отогревался около нас, детей, а мы любили его.
Когда мне исполнилось восемнадцать, отец купил мне квартиру в городе, и я уехала от них. Самое время, потому что атмосфера накалялась, мы с мачехой открыто ненавидели друг друга…
Вскоре отец погиб в автокатастрофе, экспертиза установила, что он умер за рулем от инфаркта. Тогда… да и сейчас я думаю, что без нее не обошлось, не знаю, как, но она была способна на все. И осталась молодая богатая вдова… радоваться жизни. Я хотела забрать Максима к себе, но она не отдала. Я помню, как мы оба плакали, он просил меня вернуться домой, я чувствовала себя предательницей…
Однажды утром мне позвонил Сережа и попросил приехать. По его голосу я почувствовала, что случилась беда.
Максим застрелил из отцовского ружья мать и ее любовника… ему было тогда десять. Сережа услышал выстрелы и бросился в дом. Свет горел только на втором этаже в спальне вдовы. На полу сидел Максим с ружьем… невменяемый, ни на что не реагируя, а двое в постели были уже мертвы.
Когда я приехала, в доме было полно милиции, они разговаривали, смеялись, открывали шкафы, тумбочки… я до сих пор помню их словечки… вспыхивали блицы; я заглянула в спальню — всюду была кровь — на стене, на полу, среди окровавленных сбитых простыней моя мачеха и ее альфонс… и удушающая пороховая вонь…
С Сережей говорили двое, потом взялись за меня. С Максимом в отдельной комнате работал психолог, но, как я потом узнала, брат не сказал ни слова, по-моему, он даже не понимал, что происходит. Меня к нему не подпустили…
Максим молчал целых два года, просто застыл… Его лечили лучшие специалисты, я и Сережа навещали его в клинике, а он продолжал молчать.
Я думала, он сошел с ума, я звала, тормошила его, привозила книги и игрушки, карандаши. Его травили всякой дрянью, у меня сердце разрывалось. Опекунства над ним добился друг отца адвокат Павел Рыдаев, жулик страшный, но, я думаю, он делал для нас все, что мог… хоть и не даром. Дело открыли, но вскоре закрыли.
Мы с Сережей потом часто обсуждали это убийство. Максим ревновал мать к ее бойфренду, скучал без меня… Он очень любил меня и сердился, что я его бросила. Я обещала, что заберу его, но потом… Максим думал, что он никому не нужен, все его предали. Это был его протест! Я училась тогда в художественной школе, иногда просто не могла приехать, тем более, мачеха меня не жаловала. У меня была своя жизнь, только Сережа остался с ним. Бедный Максим!
А еще через пару лет я познакомилась с будущим мужем, адвокатом… Нас познакомил Паша Рыдаев, у них были какие-то общие дела, и он предложил мне уехать учиться в художественную академию в Риме. Я и не мечтала об этом — отцовских денег почти не оставалось, я уже думала продать дом. Мы долго обсуждали с Сережей, я не знала, что делать, я не могла бросить Максима. Сережа сказал — поезжай, я за ним присмотрю, и я уехала. Знаете, Федор, я испытала облегчение! Жизнь моя превратилась в кошмар, и, если бы не Сережа, не знаю, где бы я сейчас была.