Ежегодная Международная научно-практическая конференция в Академии МВД как всегда собрала цвет ученого правового сообщества. Профессура МГУ, ИГПАНа, Академии права и управления, ВНИИ Минюста сходилась в холле у регистрационных столиков, возле распахнутых дверей лекционного зала, внутри которого раскатывала кабели бригада телевизионщиков. Но сегодня за привычными объятиями и поцелуями в каждом проступало тревожное ожидание. Обтекаемая тема конференции «Уголовная политика России на современном этапе: состояние, тенденции, перспективы» предполагала обсуждение нового закона о полиции и очередных изменений в карательной практике.
Бессистемное латание блока репрессивных законов, шараханье от одной крайности к другой вызывали глухое, бессильное раздражение научного сообщества. Не в силах повлиять на решения властей – роптали в кулуарах.
Первым докладчиком, задающим тон остальным, должен был выступить Гулевский. Содокладчиком – вечный его оппонент, профессор Дальневосточного университета Израхович, громогласно именовавший себя последним представителем левой социологической школы в уголовном праве.
Когда холёный, язвительный Гулевский и задиристый, кругленький, усыпанный перхотью Израхович схлестывались меж собой, возникало зрелище. Сегодня от их сшибки ждали взрыва, что разметает благонамеренную повестку дня и выпустит скопившийся пар наружу.
Меж тем распространилась информация, что на сей раз участвовать в работе конференции главный ее организатор и движитель не будет.
История гибели сына Гулевского новостью давно не была. Шепотком обсуждалось, что погиб он по заказу Судинского сынка. Говорили, что шкодника этого, уже задержанного, выпустили на свободу. И в тот же день, по воле всесильного папеньки, переправили в Германию, – с глаз подальше. А Гулевского якобы просто отстранили от ведения конференции– дабы под горячую руку не ляпнул публично чего-нибудь лишнего.
Это вызвало всеобщее неудовольствие. Еще и потому, что не было, увы, и Машевича, – вот уж несколько месяцев старый профессор читал лекции в университетах Европы.
Заместитель начальника кафедры Екатерина Потапенко, которой поручили выступить с докладом вместо отсутствующего руководителя, ни по заслугам, ни по уровню заменить этих корифеев не могла. К тому же многие явились, чтобы лично выразить Гулевскому соболезнования.
Разочарование было столь велико, что кое-кто из приглашенных демонстративно потянулся к выходу, даже не зайдя в зал.
На самом деле причина отсутствия Гулевского была куда прозаичней. Вот уж какую неделю изо дня в день мотался он по инстанциям с заявлениями, жалобами, протестами. Но никто из высокопоставленных друзей ошибку прокурора Толстых не повторил.
Кому бы ни звонил Гулевский, абонент оказывался вне зоны действия сети. Куда бы ни приехал, выяснялось, что руководитель срочно вызван или проводит совершенно неотложное совещание. Ходатайства со стылой вежливостью принимались секретарями или канцелярией.
Остервеневший Гулевский решился пробиться на встречу с премьер-министром. И, кажется, усилия увенчались успехом. Накануне ему позвонили из аппарата правительства и предложили прибыть к десяти утра в приёмную премьера.
Дабы утихомирить страсти и не сорвать статусное мероприятие, председательствующий – заместитель министра внутренних дел, поспешил известить гостей, что профессор Гулевский в настоящее время находится в Доме правительства по неотложному личному вопросу. Выступить вместо себя с докладом поручил своему заместителю.
Как и опасались, выступление Потапенко выдалось невнятным. Докладчица волновалась, сбивалась, но главное – пресным было содержание. Экивоки в сторону новых законов с умеренной, едва угадываемой критикой. Не ради этого собрались. В аудитории установился глухой ропот. Резун напоминающе стучал карандашиком, призывая к тишине. Но это не помогало.
Последняя надежда спасти конференцию отныне возлагалась на второго докладчика. Торопясь уступить место Израховичу, Потапенко, покрывшаяся пигментными пятнами, пролепётывала окончание доклада, уже плохо слыша сама себя.
Дверь раскрылась. Вошел Гулевский. Вопреки обыкновению, в строгом костюме с лауреатскими значками и прикрепленным орденом. С неулыбчивым, сведенным судорогой лицом. Ропот мгновенно стих. Потапенко озадаченно прервалась. Среди полного молчания Гулевский сделал движение в сторону президиума. Глянул вопросительно на Резуна. Но тот как-то внезапно наклонился поправить развязавшийся шнурок. Ближайший из адъюнктов вскочил, уступая место.
Гулевский опустился в освобожденное кресло, огляделся, машинально кивая окружающим. Но взгляд его был погружен в себя.
Он прождал в приемной до одиннадцати, прежде чем вышедший помощник объяснил, что премьер с утра срочно уехал, и встреча не состоится.
– А должна была состояться? – проницательно уточнил Гулевский. Под прищуренным его взглядом бывалый порученец смешался. Понявший всё Гулевский поймал такси и с сорокаминутным опозданием примчался в Академию. Увидев смешавшегося Резуна и озадаченного замминистра, окончательно понял: его здесь не ждали.
– Продолжайте же, – напомнил Резун замолчавшей Катерине Потапенко.
– Да я собственно уже… – Потапенко растерянно собрала листочки. – Может, Илья Викторович выступит, раз уж вернулся?
Замминистра склонился к Резуну, требовательно зашептал. Резун поднялся.
– У нас, увы, утвержденный регламент, – напомнил он. – Первый доклад состоялся. И если нет вопросов к госпоже Потапенко, я приглашаю профессора Израховича…
Маленький Израхович подскочил подброшенным мячиком.
– Я охотно уступаю своё право на доклад Гулевскому! – выкрикнул он, брызжа вокруг слюной. – Давненько не слышал его завиральных идей.
Зал одобрительно загудел. Растерявшийся Резун глянул на поджавшего губы заместителя министра. Израхович вновь подскочил.
– А если каких-то буквоедов смущает регламент, так переголосуем! – пригрозил он, задиристо вперясь в президиум. Возразить было нечего. Каждого из этих людей можно было сломать поодиночке. Но, собравшись вместе, они становились силой.
– Но имеем ли мы право принуждать уважаемого мэтра? – нашелся Резун. – У человека сейчас столько личных проблем… Мне кажется, гуманней дать конференции идти своим чередом.
Гулевский заметил телекамеру.
– Я готов выступить, – объявил он.
Не дожидаясь приглашения, прошел за кафедру, по привычке поёрзал локтями. Замминистра, не желая быть причастным к возможному скандалу, словно вспомнив что-то исключительно срочное, направился к выходу. Его проводили насмешливыми понимающими взглядами.
– Правда, не прихватил тезисы доклада, – произнес Гулевский. – Ну да, пожалуй, это и не доклад.
Он оглядел выжидательно затихшую аудиторию. Увидел тревожные, предостерегающие глазищи Маргариты. Удивительные существа женщины, – похоже, она всё еще переживала за него. Неподалеку от Маргариты заметил незнакомую округлую женщину лет пятидесяти, с внимательным видом подавшуюся вперед. Мир науки тесен. И все, сколь-нибудь заметные, на виду. Эта женщина была не из их круга.